Водитель явно не собирался вступать с нами в разговор. Когда мы садились в машину, он даже не взглянул в нашу сторону и не кивнул нам. Машина сразу же рванулась с места и быстро покатила в направлении моста Таппан-Зи, но уже через полмили шофер неожиданно повернул на дугообразную объездную дорогу, которая вела к лесопитомнику, и помчался в обратном направлении. Мы возвратились к знакомому ресторану «Маффи Мэн», пересекли площадку для стоянки машин и по боковой дороге, шедшей параллельно бульвару, помчались в направлении Нью-Йорка. Мы миновали мотель и остановились у бензозаправочного пункта, расположенного сразу же за гостиницей. Однако, прежде чем заправщик успел подойти к нам, мы сделали разворот и по той же дороге поехали обратно. Конечно, мы снова направлялись к ресторану. Повернувшись к нашему мрачному водителю, я как только мог добродушьо спросил:
— Мы что, пытаемся избавиться от ароматов «Маффи Мэн»?
Ответа я не услышал, но бывший футбольный защитник внезапно направил машину на площадку для стоянки автомобилей у мотеля и здесь остановился. Мы вышли из машины, после чего нас отвели в комнату на втором этаже одного из зданий. Дверь была открыта, по комнате ходил подполковник Хэйханен, он же Маки. Я узнал его по описанию Абеля. Снаружи, на балконе, с видом солдат, получивших команду «вольно», бездельничали несколько мужчин крупного сложения — очевидно, специальные агенты ФБР.
Никаких признаков того, что в комнате кто-то живет, не было, если не считать включенного телевизора. Перед нашим приходом Хэйханен, должно быть, смотрел телевизионную передачу и сейчас даже не обнаруживал намерения выключить телевизор или сесть. Ясно, что комната была снята специально для этой встречи и никто из присутствовавших, за исключением представителей зашиты, не ожидал, что беседа будет длительной.
— Я — главный свидетель обвинения, — нарушил молчание Хэйханен. — Вы — адвокаты Марка и можете задавать мне вопросы. Однако я имею право не отвечать на них и вообще ни о чем не буду говорить до суда.
Это была явно отрепетированная речь. Произношение у Хэйханена было довольно отчетливое, хотя говорил он медленно и с сильным балтийским акцентом. Я вспомнил о замечании Абеля, что его подчиненный проводил мало времени среди коренных американцев.
Мне необходимо было время дня изучения Хэйханена, поэтому я, игнорируя его слова, все же начал задавать ему общие вопросы. На все эти вопросы он шаблонно отвечал:
— До суда я с вами разговаривать не буду.
По словам Абеля, Хэйханен был ростом пять футов восемь дюймов и весил сто семьдесят пять фунтов. Сейчас же его вес наверняка превышал двести двадцать пять фунтов. По словам Абеля, ему было лет тридцать пять, а возможно, и все сорок пято. Его бледно-голубые глаза бегали, а черные редеющие волосы были зачесаны назад. У него были очень белые ровные зубы. Он лысел со лба, волосы его были выкрашены густой черной краской. Черные усы и еще более черные брови тоже казатись подкрашенными. Он был очень похож на изгнанного короля Египта Фарука.
Хотя Хэйханен сейчас и несколько располнел, чувствовалось, что раньше он был сильным человеком. У него были широкие покатые плечи и жесткие мускулистые руки, которые все время тряслись. Он, очевидно, жил, как в аду, подбадривая себя, вероятно, водкой. Неудивительно, что обвинение хотело поскорее начать процесс. На месте прокурора меня бы тоже не оставляло чувство беспокойства, как этот человек будет давать свидетельские показания на открытом судебном заседании.
— Когда вас арестовали? — спросил я.
Этот вопрос как будто встревожил его.
— Меня никогда не арестовывали, — ответил он. — Меня просто охраняют, но меня никто не арестовывал.
Позади нас на большом экране телевизора разворачивалась драма. Показывали старый фильм о гангстерах, и по какому-то странному совпадению один из бандитов как раз в этот момент сказал:
— Я, может, и уголовник, но все равно имею право на адвоката.
На все вопросы о его прошлом, когда он был советским агентом, Хэйханен отвечал:
— Почему бы вам этот вопрос не задать Марку? Он знает ответ на него лучше, чем я.
В другой раз он громко, словно хотел, чтобы слышали охранники, сказал:
— Спросите у Марка, он знает. Он получал по радио сообщения обо мне. Он знает обо мне все, что происходило в течение этих последних месяцев.
Подобно многим своим предшественникам, Хэйханен на собственном опыте имел возможность убедиться, что жизнь большинства перебежчиков не перестает быть адом. Как только он перешагнул известную грань, старые его страхи сменились новыми. Он спасся от ненавистной жизни, но потерял семью, родину, прошлое. Абель и назначенный судом адвокат Абеля напоминали Хэйханену то, что он оставил позади себя, и то, что он хотел бы забыть, — свою вину, сомнения, страх. Во время второй мировой войны я знал многих перебежчиков. Несчастные случаи, пьянство и так называемые нервные расстройства и самоубийства были частыми явлениями среди них. Выживали из них только те, кто перешел на другую сторону искренне, по мотивам идеологического характера.