Незримая паутина

Время от времени джип, где находился Потап, останавливался, охранник вылезал из машины и покупал пиво в придорожных ларьках. Жарко, конечно, а мне и вылезти нельзя, пожалел себя Ефим. Он уже решил, что сегодня ничего путного не получится и Соломин будет опять недоволен (чего доброго, прогонит со службы, и придется действительно переквалифицироваться в банкиры), но тут Потап остановил свой джип на углу Гоголевского бульвара возле небольшого уютного кафе в скверике. Там его поджидал какой-то толстый, седой мужик, уже сидевший за столиком с кружкой.

Потап выбрался из машины, потом снял пиджак (запарился, поди, может, кондиционер у него сломался, посочувствовал Ефим) и повесил его в машину. На наружном кармане блеснуло несколько колпачков авторучек, и Ефим сообразил, что это и есть тот единственный шанс, который он не имеет права упустить.

Он вытащил из кейса подслушку в виде ручки, быстро сменил плоскую, как монета, батарейку на более свежую, сунул в карман брюк, остановил машину возле того же скверика, где приземлился с приятелем Потап, и вразвалку, тоже сняв свою куртку, вошел в кафе и заказал у рыженькой девушки пиво.

Немного побалагурил с ней, потом отошел от стойки. Главное — не суетиться, не привлекать к себе внимания, думал он. А для этого и вести себя, как все. И он сел за свободный столик, не спеша стал пить пиво. Краем глаза заметил испытующий взгляд, который бросил на него Потап. А пусть смотрит. Небось насквозь не просверлит. Так же краем глаза увидел, что Потап с собеседником заказали еще по одной и что Потап потерял к нему интерес. Вот и ладно, значит, пора…

Ефим вышел из-за невысокой ограды кафе. Сунул в рот сигарету, а проходя мимо джипа, растерянно похлопал себя по карманам.

— Черт, в машине оставил, — пробормотал он и с заискивающей улыбкой обратился к водиле: — Зажигалка найдется?

Охранник — толстый, лысоватый, с серьгой в правом ухе и жидким пучком волос, перехваченным микстурной резинкой, — переговаривался с девицами, сидевшими неподалеку на скамейке. Сначала он было отвлекся, настороженно покосившись на просителя, потом снова высунулся в окошко и продолжил беседу. Вылезать ему было неохота, в салоне исправно гудел автомобильный кондиционер.

Водила лениво полез в карман и, не глядя на Ефима, сунул в его сторону анодированную зажигалку. Ефим резко протянул руку, толкнув зажигалку вытянутым пальцем, и она упала вниз на пол салона.

— Прости, друг! — Ефим виновато прижал руку к груди.

И когда водила нагнулся, чтобы поднять зажигалку, он молниеносно заменил в кармашке пиджака, висевшего на плечиках над передним сиденьем возле водителя, одну авторучку на свою, со встроенной подслушкой — микрофоном и микропередатчиком.

Покрасневший от напряжения водила поднял с пола зажигалку. Ефим взял ее, еще раз извинившись, закурил.

Потап по-прежнему сидел за столиком вполоборота к своей машине, пил пиво и что-то увлеченно говорил седому собеседнику.

«Ну, счастлив твой бог», — подумал о себе словами Соломина Ефим. И так же не спеша вернулся к себе в «рено», угнанное вчера вечером на Полянке. Он завел двигатель, медленно проехал мимо джипа. Поправил миниатюрную видеокамеру, направленную на Потапа, затем включил приемник, настраиваясь на частоту «авторучки», пока не услыхал голос охранника, кадрящего девиц, всех троих одновременно:

— А где здесь поближе оттянуться, но так, чтобы не растянуться?

Слышно было довольно отчетливо.

Тем же вечером Соломин наблюдал по видео встречу Потапа с седоголовым мужиком в пивбаре на Гоголевском.

— Так это же Голованов! — воскликнул Павел Семенович.

Голованов Петр Авдеевич — тоже депутат от Барнаула. Кстати, один из постоянных клиентов Полины. Она говорила, будто он каждый день звонит, требует свидания: ему-то что нужно от уголовного авторитета Потапа. Что у них общего, кроме землячества?

Павел Семенович выключил видеомагнитофон, прикрыл глаза, откинул голову на спинку кресла. Кажется, Голованов пасется там же, где и мы. Еще один конкурент по месту возле кормушки под названием «Алтайский редкозем» и соперник на будущих губернаторских выборах.

А он, Соломин, опять один. Все кругом с кем-то объединяются, создают группы, фракции, партии, а он все еще одинокий волк, вернее, паук, ткущий свою паутину, в которой, как он до сих пор надеется, должны увязнуть все эти партии, группировки, фракции. И он не вступает в них не потому, что его туда не пускают, а несмотря на то, что зовут.

Но сколько так может продолжаться? В конце концов его перестанут приглашать, интерес к нему, такому загадочному и непредсказуемому, ослабнет… Все устанут от созерцания его эквилибристики на острие ножа… А что дальше?

Но он, Соломин, не видит никого, с кем мог бы объединиться, кому мог довериться. Кроме Ефима. Но Ефим — исполнитель. Правда, исполнитель, каких мало, его бы забросить шпионом во вражеский тыл… Но все равно — нужен не исполнитель, а соратник.