Незримое, или Тайная жизнь Кэт Морли

Констебль Пирс переступает с левой ноги на правую, в его глазах неуверенность.

— Я предпочел бы сначала поговорить с вашим мужем, миссис Кэннинг. То, что я скажу, неподходящая вещь для…

— Молодой человек, если вы что-то знаете о ком-то из членов нашей семьи, прошу вас, немедленно говорите! — перебивает его Эстер, и сердце у нее так колотится, что ей не по себе.

Полицейский краснеет еще гуще, на лице написана неохота.

— Речь о вашей горничной, миссис Кэннинг, Кэтрин Морли. Боюсь, сегодня утром ее обнаружили мертвой. Боюсь, ее убили, — произносит он, не в силах сдержать дрожь в голосе.

— Что?! — шепотом спрашивает Эстер.

На секунду все вокруг зависает, все замирает. Время, кажется, замедляется, и пауза между «тик» и «так» часов в коридоре кажется ужасно долгой, и воздух выходит из груди Эстер, и его уже не вдохнуть. Она хлопает глазами и говорит:

— Нет, вы ошибаетесь. — Но не договорив, поворачивается, возвращается к лестнице и поднимается по ступенькам.

— Миссис Кэннинг? — неуверенно окликает ее констебль Пирс, все еще топчась на пороге, однако Эстер не обращает на него внимания.

Она переходит на бег, поднимается на чердак, бежит по коридору к двери Кэт. Рывком распахивает ее, представляя, как девушка стоит там, облокотившись на подоконник, и глядит на восходящее солнце. Она так отчетливо видела эту картину: короткие темные волосы спускаются треугольником на хрупкую шею, — что была по-настоящему потрясена, когда не нашла там Кэт. Кровать аккуратно заправлена, все вещи девушки исчезли. Эстер отчаянно обшаривает комнату взглядом, холодея от страха, и тут ее глаза натыкаются на маленький белый конверт на умывальнике. Она слышит, как Софи Белл внизу принимается выть. Софи, которая всегда знает все обо всех.

Странная тишина окутывает Эстер, хотя дом наполнен звуками: полисмен топает, уводя Софи Белл обратно в кухню и пытаясь получить от нее показания, а она некрасиво, громогласно рыдает. «А казалось, будто она терпеть не может Кэт», — рассеянно думает Эстер. Она берет конверт, адресованный ей, и осторожно открывает. Почерк Кэт, которого она никогда не видела раньше, изящный, с наклоном. Гораздо изящнее, чем должен быть у горничной. Гораздо изящнее, чем у самой Эстер. Слова ровно бегут по бумаге, и Эстер смотрит на каждое из них по очереди, пока не осознает, что их смысл до нее не доходит. Она кладет письмо в карман и спускается обратно на одеревеневших ногах, таких жестких и непослушных, что она то и дело спотыкается.

Дверь в библиотеку все еще закрыта. Если Альберт и там, то так и не удосужился узнать, что вызвало переполох в доме. Снаружи слышится шум небольшой повозки, запряженной парой лошадей, она проезжает по дороге между живыми изгородями и останавливается напротив дома викария. Снова слышатся шаги, снова стук в дверь. Эстер не обращает внимания. Она стоит перед дверью библиотеки совсем близко, перед глазами лишь зернистая поверхность древесины. Она дышит часто и неглубоко, — кажется, ей не хватает кислорода. Она поднимает руку, чтобы постучать, но замирает, не в силах этого сделать. Она почему-то знает, что в этом нет смысла. Там ли Альберт или нет, стучать нет смысла. Дрожа, хотя воздух теплый, она поворачивает ручку и делает шаг через порог.

В библиотеке темно, тяжелые бархатные шторы плотно задернуты. Мгновение Эстер выжидает на пороге, позволяя глазам привыкнуть к полумраку. Когда в коридоре за спиной слышатся шаги, она быстро входит в библиотеку и осторожно закрывает дверь, чтобы ее не заметили. Воздух в комнате тяжкий и удушливый, как будто ее не проветривали много недель. У письменного стола темнеет какой-то силуэт, и сердце у Эстер сжимается, пока она не понимает, что это просто пальто Альберта, переброшенное через спинку стула. «Я что, уже боюсь собственного мужа?» — спрашивает она себя. Душа ее трепещет, словно пламя свечи на холодном сквозняке. На столе лежит фотокамера «Френа», которая так восхитила ее при первом появлении Робина, дневник Альберта, не закрытый и не перевязанный, как он оставляет его обычно, но с пером, заложенным между страницами, как будто он встал и вышел в разгар своих занятий. В комнате никого, и Эстер немного успокаивается. Она идет, собираясь открыть шторы и окно, разогнать затхлый воздух, колючий от пыли, зараженный тайнами, мрачными фантазиями Альберта. Не успевает она сделать и трех шагов, как нога ударяется обо что-то тяжелое и она спотыкается, подворачивает лодыжку, пытаясь удержать равновесие. Она тянется к этому предмету. Кожаная сумка Робина Дюррана. Нахмурившись, Эстер поднимает ее, кожаный ремень как будто пропитан чем-то влажным и липким. Она никогда еще не видела, чтобы Робин уходил без этой сумки. Эстер относит ее к окну, чтобы рассмотреть на свету, но когда она отдергивает занавески и щурится, то в ужасе роняет сумку. На ее руках, трогавших кожаный ремень, остались алые пятна. Пятна с безошибочно узнаваемым железистым запахом крови. Эстер давится, в животе все переворачивается от страха. Она долго стоит и почти не дышит, объятая леденящим ужасом.