Незримое, или Тайная жизнь Кэт Морли

Лия еще раз внимательно вгляделась в фотографию, затем подняла глаза. Марк был прав: пейзаж вокруг действительно похож на тот, что изображен на фотографии, как и любой другой, виденный ими за утро. Солнце казалось необычно ярким после стольких дождливых дней, и она прикрыла глаза брошюрой. Ручей, бежавший у ног, был чистый и быстрый, он деловито спешил вперед, прорезая себе путь среди травы. На дне виднелись коричневые и оранжевые камешки, обломки серого и белого кремня, пучки зеленых водорослей, струившихся вместе с течением. В короткой траве виднелись катышки овечьего и кроличьего помета, живая изгородь поодаль была испещрена кроличьими норами. Внезапно наступила весна, как будто потребовалось лишь солнце, чтобы Лия это увидела. Одуванчики с пушистыми желтыми венчиками, маленькие белые маргаритки, какие она знала с детства, крошечные пурпурные цветочки с пушком на листьях, каких она никогда не видела. Она нагнулась и подняла с земли палку, бросила в воду, глядя, как ту стремительно уносит течение. На другом берегу вспугнутый фазан рванул с места, удирая от них, потешно вскидывая на бегу ноги. Лия улыбнулась и глубоко вдохнула. Воздух был сырой и прохладный, с привкусом земных недр и мягкой дождевой воды, зато солнце у нее над головой струило тепло, чудесный поток жара, какого она не ощущала с самого сентября. Она попыталась себе представить призрачный свет с фотографии, заливающий яркий пейзаж перед ней. Возможно, фотограф использовал какой-нибудь светофильтр? В самом деле, непохоже, чтобы там был туман, одно незнакомое, неяркое свечение, которое смягчает все линии таким образом, чтобы поселить сомнение. Сомнение или уверенность? Лия снова набрала в грудь побольше воздуха, наполняя легкие до предела.

— Боже! Как же приятно видеть голубое небо! — воскликнула она, снова распрямляясь и вытирая руки о джинсы. Она развернулась к Марку и увидела, что он смотрит на нее странным пристальным взглядом. — Что-то не так?

— Ничего, — ответил он и покачал головой, к нему вернулась прежняя хмурая обеспокоенность. — В детстве я часто приходил сюда играть с кузенами. Летом мы купались, не совсем здесь, чуть подальше, там, где излучина реки и течение помедленнее. Вода была холодная. — Он содрогнулся от воспоминания. — Каждый раз пробирало до костей. Но мне, конечно, приходилось лезть в воду. Не мог же я один оставаться на берегу.

Лия сунула руки в задние карманы джинсов и огляделась кругом, рассматривая окрестности.

— Что собираетесь делать дальше? — спросил Марк. В его голосе звучал искренний интерес и как будто отказ от своего мнения, словно он полностью отдавался на ее милость.

Она поглядела на него, щурясь на солнце, и поняла, что ему вовсе нечем заняться. Неудивительно, что он сделался такой легкой добычей своих настроений и воспоминаний.

— Не знаю, — призналась Лия. В конце концов, допустила она мысленно, эти фотографии с феями могут вовсе не иметь никакого отношения к тому, о чем писала Эстер. — Давайте немного пройдемся, воспользуемся тем, что больше не льет как из ведра. А потом, если вы не возражаете, мне бы хотелось внимательнее рассмотреть книги из кабинета. Там может найтись что-нибудь о теософии или об этом Робине Дюрране.

— Конечно. — Марк кивнул. — Эта тропинка ведет на край поля.

Он двинулся в указанную сторону, и штанины его джинсов внизу потемнели, пропитавшись водой с высокой травы. Он остановился, дойдя до грязной тропы, посмотрел, как Лия поднимается вслед за ним, дождался, чтобы она нагнала его, прежде чем вести дальше, словно неразговорчивый экскурсовод.

Позже Лия вернулась в кабинет старого дома викария и принялась исследовать полки. Она обнаружила книги по теософии с выцветшими и потрескавшимися корешками, с лоскутами бумаги, свисающими с обложек; еще одну тоненькую книжку о фотографиях; и вовсе ничего о том, что хоть как-то касалось бы несчастного случая. Длинные ряды плотно составленных «Ридерз дайджест», солидный набор энциклопедий, тонны романов, в основном исторических, приключенческих, с героинями на обложках, неизбежно облаченными в корсаж с глубоким декольте и вздымающейся грудью. Лия искала, листала, надеясь получить какой-то результат, хотя и подозревала, что, скорее всего, ничего не выйдет. Она противилась острому желанию залезть в ящики принадлежавшего отцу Марка письменного стола, широкого, с обтянутой кожей столешницей, походившего на спящее животное, свернувшееся в темном углу; однако бумаги, оставленные на столе, когда она немного пролистала их кончиками пальцев, оказались выписками из банковских счетов, чеками за свет и воду, листками календарей за последние два года и списками покупок, где каждый пункт был зачеркнут так старательно, что слов было не разобрать.

Когда солнце пошло на закат, Марк принес ей кружку чая. Войдя, он включил свет, отчего она заморгала. Лия и не заметила, как сгустились сумерки, натекли, как темная вода, в углы комнаты.

— Спасибо, — сказала она, когда он осторожно поставил кружку на стопку старых газет рядом с объемистым креслом, в котором она устроилась.