Незримое, или Тайная жизнь Кэт Морли

— Покайтесь! Осознайте свои ошибки и греховность избранного пути! Всю тяжесть ваших грехов! Оставьте этот бессмысленный и полный опасностей путь, ибо он ведет вас вниз, к разрушению, к уничтожению всего, что чисто, свято и хорошо в мире! — выкрикивает викарий, голос у него высокий и взволнованный, лицо словно охвачено огнем, который затмевает электрический свет из задней комнаты.

У Кэт сердце уходит в пятки, в животе что-то протестующе ворочается. Она кашляет, силясь глотнуть воздуха, вздрагивает, когда рядом с ней грохочут башмаки — рядом с ее головой, руками, ногами. Нельзя, чтобы он увидел ее. Она старается подняться, но делает это слишком быстро, волна головокружения вынуждает ее сесть обратно на грязную землю. Викарий медленно шествует вперед, делая один короткий шажок за другим. Высоко над головой он держит позолоченный крест двенадцати дюймов в длину, который сверкает, как его глаза. Потрясая им, он медленно приближается к двум полицейским, которые борются с каким-то человеком, — тот дерется, кусаясь и царапаясь, лишь бы не упасть на землю.

— Оставьте меня, паршивцы! Я зашел всего лишь выпить пинту пива! — гневно кричит мужчина.

— Тогда откуда у тебя в кармане билет со ставкой, Кит Берринджер, и почему у тебя в кармане заработок за две недели? — спрашивает один из полицейских. — Откладывал на дождливый денек? — уточняет он, и его товарищ хохочет, потому что начинает моросить дождь, обращая пыль в грязь.

— Покайся, сын мой! Оставь грешный путь, как змея оставляет старую кожу! Возродись для любви и страха Господня! — взывает викарий, придвигаясь к дерущимся настолько близко, насколько это возможно.

— Господи! Ну зачем вы еще эту чертову церковь с собой притащили! Мало мне всего остального? — горестно сетует Кит Берринджер.

— Ну, это была не наша идея, — неприязненно бормочет один из полицейских, а Альберт стоит перед ним, сияя и тяжело дыша.

Все еще кашляя, Кэт встает на колени. Она знает, что лучше отвернуться, на тот случай, если их взгляды пересекутся, однако не может отвести глаз от викария. Если он посмотрит вниз, справа от себя, то увидит ее. Кровь пульсирует у нее в висках. Она стоит на четвереньках, словно животное, пальцы утопают в земле, размокшей от дождя, одежда в грязи. Она стискивает зубы, однако не может сдержать нового приступа кашля. Спазмы в груди причиняют боль, она опускает голову, едва не прижимаясь к земле. На мгновение все голоса вокруг затихают — свистки, крики, топот ног, хлопанье дверей, трубный глас викария и смех полицейских, — все остается за глухой стеной тяжких ударов, заполняющих слух. Тени мешают ей смотреть, прорезаемые яркими вспышками света. «Только не теряй сознание!» — приказывает она себе. Она не может оказаться под арестом, не может допустить, чтобы ее увидели. Не может беспомощно лежать в грязи.

Постепенно воздух возвращается в легкие, она дышит свободнее, в голове проясняется, и звуки слышатся отчетливо. Она встает на ноги, косится на викария. Тот высматривает новую мишень. Полицейские уволокли Кита Берринджера, который, кажется, сам хотел пойти с ними, только бы не выслушивать проповедь.

— Путь праведный есть путь чистоты духовной и телесной, путь целомудрия и честности… — провозглашает викарий, обращаясь к бегущим слева и справа фигурам, размахивая крестом им вслед, как будто может исправить грешников одним его видом.

«Беги, сейчас же!» — приказывает себе Кэт. Но уже слишком поздно. Поднявшись, она как раз попадает в поле его зрения, и он разворачивается, налетает на нее:

— Ты! Молодая женщина! Тебе не место здесь! Женщины созданы нежными, кроткими сосудами, вмещающими смирение перед законами Господа… — Голос его замолкает.

Их взгляды встречаются. Мгновение ей кажется, что он не узнаёт ее. Многие не узнают своих слуг без привычной униформы, за стенами дома, тем более в темноте, в грязи. Однако он хмурится, стараясь вспомнить ее, и за миг до того, как Кэт срывается с места, она понимает, что он вспомнил. Глаза его широко раскрываются от изумления.

Глава десятая