— Разумеется, я была замужем, будь оно неладно! Не все же любят тыкать в нос своими несчастьями, как ты, Кэт Морли. Теперь ты спросишь, что случилось с моим мужем? Он помер от опухоли. Года через два после того, как Уолтер упал в колодец. Невеликая потеря для меня, как и для человечества, однако ж он подарил мне Уолтера, и за это я ему благодарна. Уолтер был хороший мальчишка. Такой добрый, веселый.
— Я понятия не имела о том, что вы пережили, — тихо говорит Кэт. Ей хочется взять Софи за руку, однако экономка стоит, крепко переплетя руки на груди. — Должно быть, вам было очень трудно вынести это. Неудивительно, что характер у вас испортился.
— А оттого, что я целыми днями выслушиваю твои дерзости, он точно не улучшится, юная леди. Ты знаешь, что у тебя имеется дурная привычка сообщать вслух обо всем, что только приходит тебе в голову? — замечает Софи, и Кэт едва заметно улыбается.
— Да, мне уже говорили. Но вы ведь могли снова выйти замуж, родить другого ребенка, — продолжает она.
Миссис Белл печально качает головой:
— Только девчонка, у которой нет детей, может думать, будто так просто заменить одного другим. Когда они уходят, то забирают с собой всю твою душу. Кроме того, вокруг таких, как я, ухажеры не ходят толпами. И даже если бы я встретила кого-нибудь, кто мне бы понравился, рожать было бы поздно.
— Ну, не знаю. С вашими кулинарными талантами вы могли бы найти путь к сердцу какого-нибудь мужчины. — Кэт улыбается.
— Что-то ты сегодня раздаешь мудрые советы налево и направо. Давай поскорее покончим с нашим делом и пойдем готовить обед. Не то уже скоро хозяйка проголодается и будет у нее урчать в животе. Не говоря уже об этом ученом молодом человеке, у которого такая чертовски важная работа.
— Да, и кто бы мог подумать, что настолько важная! Викарий принимает его как короля, — замечает Кэт.
— Может, он заслуживает? Наверное, он знает что-то такое, чего не знаем мы.
— Я в этом не очень уверена, — бормочет Кэт. Миссис Белл смотрит на нее вопросительно, и Кэт пожимает плечами. — Викарию следует быть осторожнее. Известно, что у Робина Дюррана нет своего дома. И кажется мне, что он не прочь бы осесть здесь.
— В каком смысле осесть? — Экономка хмурится.
Кэт снова пожимает плечами.
— Увидим, — говорит она.
Тарелки после обеда были вымыты, вытерты и поставлены на место, обеденный стол прибран, салфетки либо снова сложены и разглажены, либо брошены в корзину для стирки. Закончив с домашними делами, Кэт выскальзывает через заднюю дверь, медленно проходит через двор и сует в рот сигарету. Джордж ушел на несколько дней с баржей, повез груз леса вверх по течению до Суррея. Квадратные в сечении столбы для заборов с заостренными концами, только что оструганные, светлые и влажные. Кэт видела, как мужчины грузили их, когда ходила в Тэтчем, чтобы отправить письмо Эстер. Грузили на баржу Джорджа и еще на две, которые, по-видимому, шли туда же. Лошади, выведенные из жалких конюшен, пытались хватать длинную зеленую траву, пока их запрягали, вскидывали головы и отмахивались хвостами от полчищ мух. На руках у мужчин были толстые холщовые рукавицы, штаны подвязаны веревками под коленом, чтобы не забрались перепуганные крысы, которые бросились врассыпную, как только горы бревен начали разбирать и грузить на баржи. Джордж, в рубахе, прилипшей к спине, щурился от слепящего солнца. Она не стала его окликать, решив, что нехорошо мешать ему во время работы. Ей было радостно, что она увидела его, хотя он ее и не заметил. Как будто она получила больше, чем он собирался дать. И теперь ей не терпелось, чтобы он вернулся. Она могла бы вечером прогуляться, но в прогулке нет особенного смысла, когда некуда идти.
Кэт шарит в карманах, отыскивая спички, но тут рядом с ней в темноте расцветает огонек, заставляя ее вздрогнуть. Робин Дюрран склоняется к ней, освещенный ярким неровным пламенем, и чуть улыбается, предлагая прикурить. По неизвестной причине первым делом Кэт хочется отказаться. Однако она прикуривает, делает долгую затяжку и кашляет.
— Спасибо, — произносит она настороженно.
— Пожалуйста, Кэт, — отвечает он, и в его устах странным образом ее имя звучит фамильярно.
Кэт оглядывает его в слабом свете, падающем от двери. Он немного отодвигается, прислоняется к стене, его тело картинно застывает: таз выдвинут вперед, голова откинута назад.
— Что вы здесь делаете? Вы ведь даже не курите, — замечает Кэт. Она привыкла считать задний двор своим местом, а эти минуты после ужина — своим временем.
— Я курил, курил. Докурил как раз перед вашим приходом. Простите, если напугал, — говорит он, поворачивая к ней голову.
Черты его лица мягко освещены. Чистый, гладкий лоб, глаза, утонувшие в тени. Длинная линия нижней челюсти. Какое красивое у него лицо, сознает Кэт. Просто безупречно красивое, словно лик святого или образ любви. Но еще оно непроницаемое, нечитаемое. А его учтивость похожа на маску.
— Вы меня не напугали.
— Верно. Могу поспорить, вас не так просто напугать, — говорит он.