Незримое, или Тайная жизнь Кэт Морли

Мурашки пробежали у Лии между лопатками. Было что-то странное в том, как загорелись у Джеффри глаза, в том, как он прошептал это слово, как будто изображая, как оно звучало, когда он сам услышал его. Она вдруг поверила, что это подлинное воспоминание, что убийство произошло на самом деле и что именно из-за него так страдала Эстер Кэннинг. Убийство!

Глава девятая

1911 год

— Они… просто изумительные. Изумительные. Честное слово, это удивительные фотографии, — выдыхает Альберт, склонившись над столом и над фотографиями, будто не желая осквернить их прикосновением руки.

Робин Дюрран улыбается, лицо его светится от осознания своего триумфа. Он как будто не в силах говорить и молча протягивает руку, чтобы взять викария за плечо. Альберт поднимает руку в ответ, накрывает своей ладонью ладонь теософа, крепко сжимает его пальцы. По неизвестной причине пылкость этого жеста отвлекает Эстер от созерцания фотографий, и она ближе придвигается к мужу, сама осторожно кладет руку на другое его плечо. Так они и стоят, Эстер и Робин, по обе стороны от викария, пока тот сидит за столом и рассматривает фотографии теософа, которые отпечатаны этим же утром и слегка еще пахнут проявителем. Выдержав паузу, Робин мягко убирает руку с плеча Альберта, но тот не тянется к руке Эстер. Она борется с острым желанием ущипнуть его, навалиться всем весом, чтобы он ощутил ее присутствие.

Но вместо этого подается вперед и берет одну из фотографий.

— Осторожнее, Этти, — предостерегает Альберт. — Их легко испортить отпечатками пальцев или чем-нибудь еще.

— Я не испорчу, дорогой, — говорит ему Эстер. Она подносит фотографию к глазам настолько близко, насколько позволяет зрение. Странное, бесполое существо, облаченное в прозрачный белый наряд, с густыми волосами, ниспадающими за спину. На большинстве кадров это просто размытое пятно, различить черты лица невозможно, контуры тела теряются в складках ткани. Но на двух или трех отчетливо видна человеческая фигура, которая прыгает на тонких ногах, раскинув руки. — Ты видел таких же, Берти? Это одно из тех существ, о которых ты говорил мне?

— Да, — подтверждает Альберт, хотя в голосе нет полной уверенности. — Только это, кажется, отчетливее сформировано и гораздо выше ростом…

— Вполне ожидаемо, — быстро вставляет Робин. — Я предполагал, исходя из ваших описаний, Альберт, что вы видели существ поменьше, вероятно, это были элементали, связанные с какими-то дикими цветами или луговыми травами. Я и сам встречал таких в здешних лугах, и они действительно меньше, у них более простая форма. А это, по-моему, хранительница старой ивы.

— Дриада? — спрашивает Альберт.

— Да, так их называли в античные времена. Как и дерево, которое она опекает, дриада крупнее и сложнее других природных духов. Я старался вовлечь ее в диалог, но она отнеслась ко мне настороженно, и это, наверное, справедливо, хотя я сделал все, что было в моих силах, посылая ей волны любви и приветствия.

— Возможно, это было грубо, — говорит Эстер, не в силах сдержаться. Робин бросает на нее взгляд. — То есть я хочу сказать… если она прожила в этом дереве на лугу так долго, вероятно, вы, как пришелец, не имели права приветствовать ее в собственном доме.

— Что ты, Этти. Не говори глупостей. Робин имеет в виду свои душевные вибрации. Речь вовсе не о принятом в обществе этикете, — говорит Альберт.

— Ясно, — произносит смущенная Эстер. — Но и я не это имела в виду…

— Ничего, все в порядке, миссис Кэннинг. Я вас понял. Разумеется, с такими чистыми и тонко чувствующими существами нужно быть осторожным, — говорит Робин благосклонно.

— Посмотрите, посмотрите на этот снимок. Лицо почти различимо. И какое прелестное, совершенно, совершенно прелестное… — Альберт показывает фотографию теософу, который берет ее и внимательно вглядывается, взгляд его туманится.

— В самом деле прелестное, — бормочет он.

— Робин, мы обязаны немедленно опубликовать их! Их должен увидеть весь мир! Я лично позвоню газетчикам; кстати, нет ли среди них кого-то, кому бы вы хотели показать фотографии прежде всего? И можно ли сделать копии?

— Конечно, разумеется. Мы непременно сделаем все, как вы говорите, Альберт, — успокаивает Робин викария, дрожащего от волнения.

— Что ж, джентльмены, вынуждена оставить вас с вашей… важной работой. Эми, должно быть, уже одела детей. Мы обещали свозить их в Тэтчем, купить сладостей, — весело произносит Эстер, однако, если она и надеялась вызвать какие-то эмоции сообщением о своем отъезде, ее ждало разочарование.

— Даже не знаю, что и думать, — признается Эстер сестре, когда они медленно бредут по Бродвею в Тэтчеме, держа над головой зонтики от солнца, лучи которого бьют едва ли не с физически ощутимой силой.