– Нам каждый год устраивают курсы повышения квалификации по методам распознания магического воздействия. Видимо, их психи постоянно что-то новенькое выдумывают. Понятно, что нам рассказывают далеко не все, но с паршивой овцы, как говорится… Ты б тоже сходил, полезно, знаешь ли.
– Мне своих курсов хватает. Задолбали, если честно. Вообще не понимаю, на черта мы им сдались. – Майор потер переносицу. Кажется, любит он этот жест. – И дураку ясно, что нас водят за нос как слепых котят.
– Рабочая сила, брат, – бородач похлопал его по плечу, – рабочая сила. На что-нибудь да сгодимся. Ладно, не кисни. Что в отчете писать?
Старший следователь Ржевский задумался, а я навострила уши.
– Пока ничего. Проведи полное вскрытие.
– На кой? – удивился судмедэксперт. – Дело ж явно не по нашей части. Сбагриваем им трупак с пометкой «магия» и умываем руки. Все равно шагу ступить не дадут.
– Сделай, – настаивал майор. – Считай, у меня предчувствие.
Не нравились мне его предчувствия. И косые взгляды в мою сторону не нравились. Слышала я про интуитов, слепых к магии, но дюже чувствительных, однако не встречала прежде. Похоже, наконец встретила. Вовремя, ничего не скажешь.
От греха подальше я вышла в коридор, решив послушать дальнейшую беседу оттуда, но самое интересное уже закончилось. Скабрезные шутки бородатого о магах и волшебных палочках я интересным не считаю.
Впрочем, уходить было нельзя, так что я дождалась, когда эти двое покинут комнату, и поплелась за ними на первый этаж. Там кивнула Ковальчуку, мол, кое-что есть, показала язык опять закатившему глаза Пружинке и приготовилась к долгому ожиданию.
Однако уже через пару минут сережка вновь завибрировала и раздался мысленный голос шефа:
Я посмотрела в дальний угол комнаты, где он сидел за столом, внимательно слушая Ржевского и бородача, и усмехнулась. Прям Юлий Цезарь.
Ну да, а я мнительная идиотка.
Впрочем, доказывать что-то начальству – себе дороже. Я предупредила, а уж он пусть сам решает, внимать или насмехаться.
Ну а чего тянуть? Пока шеф занят с людьми, глядишь, перебесится и потом не будет сильно орать.
Не вдаваясь в подробности, я рассказала о своем небольшом столкновении с майором и острой необходимости зарегистрировать меня как практикантку. Ковальчук в другом конце комнаты застыл и слегка побледнел, так что бородатый судмедэксперт даже поинтересовался его самочувствием.
Что шеф отвечал вслух, я не слышала – морально настраивалась на мысленный вопль. Но в голове прозвучал на удивление спокойный голос:
А потом мое уважаемое начальство встало и нарочито громко провозгласило:
– Полное вскрытие – это замечательно. Не возражаете, если мой сотрудник поприсутствует? Прислали к нам тут одну практикантку… с острой нехваткой подобного опыта.
* * *
Домой я возвращалась злая, как тысяча подпаленных рушек. И не только из-за надменной улыбочки шефа, которой он одарил меня после своего торжественного объявления. И даже не потому, что лобовуху полицейской «лады» он не сам починил, а попросил Пружинку. Теперь о моем приключении не то что все управление узнает – вся страна.
Для них обоих стекло склеить – что затылок почесать, но этот недобитый кембриджский профессор состроил такую мину… Мол, и даже на такой пустяк ты, бестолочь, неспособна.
Происходило все прямо на глазах людей, однако вряд ли кто-то что-то заметил. Пружинку я, конечно, ненавижу, но работает он быстро и качественно. Лишь майор окинул невредимую машину насмешливым взглядом, покосился на невозмутимого Ковальчука и еще раз зыркнул в мою сторону. Не интуит, как же.
Короче, не в том дело.
Злилась я из-за единственной фразы, брошенной шефом перед самым отъездом. Я тогда не сдержалась, попросила мысленно:
Вот и все.
Разве это не моральное издевательство над личностью? Он же знает, знает обо всех моих тараканах! И ладно б это были просто взбрыки из разряда «не хочу, не буду», но меня ж в прозекторской так накроет, что мама не горюй. Неужели я его настолько достала?