Придя в себя вместе с захлопнувшейся перед его носом дверью, журналист смутился своего нелепого состояния и вновь позвонил в дверь. Суровый вид музыканта четко говорил, что гостям в этом доме не рады, но Лингтон не желал отступать и, доброжелательно улыбнувшись, поспешно произнес:
— Прошу прощения, сэр. Меня зовут Уильям Лингтон. Я журналист и мне бы хотелось написать статью о вас и вашей работе для театра.
Второй раз дверь захлопнулась даже громче чем прежде, хотя перед этим композитор угрюмо бросил:
— Я не даю интервью.
Ошеломленно стоя на чужом пороге, Уил озадаченно думал над тем, может ли понравится с одного взгляда человек, который при знакомстве умудрился вам нахамить. Решив попытаться позднее, Лингтон спустился с порога и двинулся вниз по улице, не заметив, как из-за сдвинутых штор за ним внимательно наблюдала пара глаз.
Следующую попытку поговорить с композитором журналист предпринял назавтра. К его удивлению в этот раз, едва открыв дверь, композитор, будто смиряясь, резко выдохнул:
— Доброго дня. Я согласен.
Улыбнувшись, Уильям протянул мужчине руку.
— В таком случае позвольте представиться ещё раз. Уильям Лингтон.
— Кристофер Вуд.
Пожав протянутую руку, музыкант растерянно отшатывается и, будто в миг охрипнув, сдавленно произнес:
— Проходите. Что именно вы желаете узнать?
Растерянно глядя на собственную ладонь, журналист выдохнул:
— Всё. От начала и до конца. И можете называть меня просто Уил.
— Тогда для вас я просто Крис.
Статья Лингтона имела успех, но самого журналиста внезапное внимание к своей персоне не интересовало. Куда сильнее его заботила дружба с композитором. Уильям приносил Крису газеты и покупал продукты, пока погруженный в работу музыкант творил. Лингтон посмеивался с пекарем и молочником над затворничеством Вуда. Но стоило двери дома композитора закрыться, как скрывшись от чужих глаз и внимания, мужчины снимали маски, упиваясь друг другом. За иллюзией дружбы скрывались более серьезные и глубокие чувства, за которые, если они достигнут огласки, обоих могли пожизненно заточить в тюрьму или подвергнуть химической кастрации. Поэтому Крис старательно поддерживал образ затворника, что на деле было близко к его реальной жизни, а Уильям изображал его друга, вынужденного заботиться о благополучии товарища, чтобы Вуд не заморил себя голодом.
— Думаю, вам стоит пройти более тщательное обследование. Столь внезапное появление таких необычных родимых пятен может быть свидетельством редкого заболевания.
Уильям нахмурился, слушая врача, к которому обратился со своей внезапной простудой. Пообещав выполнить все рекомендации и последовать его совету, Лингтон покинул доктора с предчувствием беды.
Привычно направившись к Вуду и зайдя в бакалейную лавку, Уильям встретил внезапную неприязнь со стороны находившихся там посетителей. Полные ненависти и злости взгляды ещё долго прожигали его спину после ухода.
Переступив порог дома Криса, журналист растерянно спросил вышедшего его встретить музыканта:
— Что-то случилось? Ты поругался с местными жителями?
Вуд мрачно нахмурился, направившись в гостиную. Лингтон последовал за ним.
— Отказал во внимании мисс Джонс, и она решила разболтать всем о нас с тобой. Разумеется, доказательств у неё нет, ибо болтала она, чтобы насолить.
— И ты говоришь это так спокойно? Ты хоть представляешь, к чему это приведет?
— Уил! Она ничего не сможет доказать. Для всех мы друзья.
— В любом случае это будет пятном на твою репутацию. Ты можешь потерять контракт с театром.
— Уильям! Да плевать мне на театр! Мы просто будем все отрицать. Они не докажут наши отношения.
— Нам нужно хотя бы на время прекратить общаться.
— Тогда это будет ещё подозрительней.
Лингтон нахмурился, а после произнес:
— Сними рубашку.
— Что? Зачем? Давай хотя бы поднимемся наверх.
— Хорошо. Мне просто нужно кое-что проверить.
Поднявшись в спальню, Крис расстегнул рубашку, сняв её.
— Повернись спиной.
Недоумевая, Вуд развернулся. Уильям тяжело вздохнул, опускаясь на кресло в углу.
— Можешь одеваться.
— Объяснишься?
— Крылья проступают.
Крис замер, но сразу быстро натянул рубашку, сев на кровать.
— Они снова не оставляют нас в покое.
— Это был наш выбор, — помолчав, Уильям добавил, — Жалеешь?
Вздохнув, композитор поднялся, пройдя к журналисту, встав на колени у его кресла.
— Я не жалел об этом ни разу за всё время. Но я чувствую вину за то, что ты вынужден страдать из-за меня. Я должен был заботиться о тебе, оберегать и защищать. Научить всему что знал и умел сам. Дать шанс на будущее. А в итоге вместо этого я обрек тебя на страдания.
— Ничего. Ведь ты дал мне гораздо больше. Свою любовь. Свою жизнь. Свое крыло.
— Мы разделили их поровну.
Придвинувшись ещё ближе, Крис опустил голову на колени Уильяму, позволяя Лингтону поглаживать темную макушку. Журналист хмурился, о чем-то раздумывая. Через какое-то время музыкант задремал, а Уил перестал поглаживать его голову, закрыв глаза и откинувшись на спинку кресла. Он знал только один способ остановить появление крыльев, служивших напоминанием о их грехопадении.