Она явно испытала ко мне искреннее расположение, если это не было искусством лицедея.
— Позвольте узнать, почему вы столь уверены в проклятии? — поинтересовался я.
Вдруг кто-то запугал барышню.
— Мне пришло несколько анонимных писем, — ответила девушка, вновь помрачнев от грустных мыслей, — автор письма говорил о призраке ведьмы, которая будет преследовать весь наш род…
— Любопытно, разрешите взглянуть на письма? — попросил я.
Лизанька вновь оживилась, встретив понимание. Барышня явно опасалась моего недоверия, что я приму ее слова за истерию. Она выпорхнула из комнаты, дабы поскорее принести мне доказательства своих слов. Вскорости юная особа вернулась, на милом личике читалось недоумение и страх.
— Письма пропали! — воскликнула она. — Я положила их в шкатулку… Кто-то выкрал письма! Неужто она?
Стоило огромных трудов сдержать желание поинтересоваться, не полает ли Лизанька, что убитая ведунья превратилась в сороку*, которая и унесла письма.
— Не стоит винить призрак в краже, — произнес я твердо, — разрешите осмотреть вашу комнату?
Барышня не возражала, наоборот, выразила неприкрытую радость.
— Когда вы перебирали письма? — спросил я.
— Вчера утром, — уверенно ответила Лизанька.
— А где вы провели вчерашний день?
— На пикнике, мне, право, не хотелось идти, но родственники проявили настойчивость. Они опасаются за мое душевное здоровье.
Девица вздохнула.
На мою удачу, горничная еще не сделала уборку. Пока я осматривал комнату, светская барышня бормотала простонародный заговор против ведьм:
— Красная девица по бору ходила, болесть говорила, травы собирала, корни вырывала, месяц скарала, солнце съела. Чур ее колдунью! Чур ее ведунью**!
____________________________
* Сорока — по страрорусским представлениям умершие ведьмы превращаются в сорок, которые питаются мясом и сырыми яйцами. Существовала легенда, что Марина Мнишек, жена самозванца Лжедмитрия, была ведьмой и после смерти превратилась в сороку и улетела.
** Славянское заклинание против ведьм.
Как и предполагалось, на подоконнике остался знакомый илистый след. При некоторой сноровке легко влезть в окно невысокой двухэтажной деревянной усадьбы.
— Ваш вор не призрак, — заметил я, указав на илистый порошок, — и, возможно, посыльный анонима…
Господин Конов устало взирал на меня, ожидая череду бесполезных на его взгляд вопросов. Он валялся на диване в сапогах, даже не соизволив сесть для беседы. Собеседник был не брит, взъерошен и выглядел будто пару недель не мылся. В подобном облике заполучить взаимность юной барышни не представиться никакой возможности.
— Право, какие у меня причины убивать господина Федулина? — устало поинтересовался он, покуривая трубку.
Признаюсь, подобная манера некоторых подозреваемых всегда раздражала.
— Возможно, господин Федулин был убит как свидетель убийства графа Белосельского, — заметил я.
Собеседник на мгновение вздрогнул.
— Готов ответить на ваши вопросы, — нехотя произнес Конов, — надеюсь, вы не долго будете вести следствие и избавите меня от напрасных подозрений… Разумеется, я понимаю вас как сыщика и не держу обиды…
Обиды? Удивительное нахальство! Однако он, наконец, соизволил сесть.
— Позвольте узнать, говорила ли вам Лизанька о неком проклятии ворожеи? — первый вопрос оказался весьма необычным.
Конов с изумлением взглянул на меня, но дерзить не осмелился.
— Неужто бедняжка от горя винит в случившемся колдовские силы? — усмехнулся Конов. — Нет, она мне ничего подобного не говорила, и вряд ли нашла бы понимание… Я не склонен верить подобным глупостям…
— Барышня утверждает, будто получала анонимные письма, в которых говорилось о проклятии призрака ворожеи, — заметил я.
Спокойное лицо Конова стало напряженным. Он продолжал курить трубку, пытаясь казаться невозмутимым, однако дым пускал вниз, что указывало на неуверенность. Один мой наблюдательный приятель научился наблюдать за курильщиками сидя за карточным столом: если игрок пускает дым вверх, значит, у него козырные карты, а если вниз, дело — дрянь.
— Нет-нет, — пробормотал собеседник, — я бы не стал так шутить… Подобные мысли ни разу не посещали меня…
Возможно, он говорил правду, Конов человек иного склада.
— В котором часу вы пришли в утро убийства? — спросил я.
— Времени не припомню… Примерно за час до рокового завтрака, — задумался молодой человек, — я пытался поговорить с Лизанькой наедине…
Он опустил взор, поддавшись любовным переживаниям.
Мне вспомнилось, что юноша сидел за столом рядом с Федулиным.
— Вы надеетесь на взаимность барышни? — поинтересовался я.
Конов печально покачал головою.
— Теперь нет, — признался он, поразмыслив.
В его взоре мелькнуло безразличие.
— А вы знакомы с доктором Войничем? — не знаю, по какой причине мне пришла подобная мысль.
— Весьма скучный человек, — ответил Конов бесстрастно, однако я уловил в его голосе скрытую неприязнь.
— Вам известно о смерти сельской ворожеи?
— Об этом известно всему водяному обществу, — отмахнулся Конов, — неужто смерть девчонки связана с убийством графа?
Собеседник, казалось, искренне недоумевал.
— Вполне вероятно, — прозвучал мой краткий ответ.