Незримые

Их немного, и вообще такое впечатление, будто пасторше просто нужна компания, возможно, подружка, тем более что они ровесницы. На беленькой кухне Карен Луисе берет поваренную книгу размером с Библию и интересуется, умеет ли Барбру читать.

На этот вопрос никто из них ответа не дает.

Карен Луисе просит прощения и говорит, что это глупый вопрос, открывает главу про варенье и принимается рассказывать, какое варенье Барбру будет варить. В окно она показывает на целую армию больших и маленьких плодовых кустов, которые шестью стройными рядами тянутся до белого штакетника в противоположном конце по-весеннему бурого сада: черная смородина, красная смородина, крыжовник, а на холме малина, которая и у них на Баррёе тоже есть, подхватывает Барбру, и красная смородина, и она, Барбру, знает, сколько сахара надо…

Ханса Баррёя тянет присесть.

Он плюхается на стул, бесцельно стоящий между двумя гостиными, вроде как для красоты, это Хансу внезапно в голову пришло – вряд ли же на этом стуле кто-то хоть раз сидел. Но Ханс сел и не поднимается. Он наклоняется вперед и, закрыв лицо руками, упирается локтями в колени, как будто выискивает на самом дне размышлений какой-то ответ, однако не находит, и тут у него вдруг появляется ощущение, что остальные умолкли и смотрят на него.

Ханс поднимает голову и что-то говорит, спрашивает, где пастор.

– Он на самый север острова поехал, – отвечает жена священника, – по какому-то делу к…

Они говорят про тех, к кому поехал Юханнес Малмберге, оказывается, Ханс их знает. Когда Карен Луиса ведет гостей дальше и Ханс снова остается один на бесполезном стуле, он, наконец, понимает, чего искал, вскакивает и бежит за ними в следующую гостиную, хватает сестру за руку и тащит ее во двор, не обращая внимания, что Барбру сопротивляется и хочет остаться в этом красивом доме. Немного погодя за ними выходят и все остальные – выстраиваются на каменном крыльце и удивленно смотрят на Ханса. Мария, укоризненно глядя на него, что-то кричит.

– Хочу тута остаться! – вопит Барбру.

– Нигде ты не останешься, – заявляет брат. Он тянет ее за собой к воротам, останавливается и отдувается, дожидаясь, когда Мария с Ингрид их нагонят. Мария с чемоданом в руках спрашивает, в чем дело, а взгляд у нее полон прежней укоризны, почти скорби.

– Ни в чем, – отрезает Ханс.

Они молча идут мимо мелочной лавки, но сегодня ничего не покупают, спускаются к фактории и садятся в ялик. Ханс Баррёй видит, что ветер не только переменился, но и усилился, теперь дует юго-западный. Он поднимает парус, торопится быстрее добраться до острова. А потом и дождь начинается, и чем дальше от устья фьорда, тем дождь больше похож на ливень. Барбру с Ингрид прячутся под овчиной. По крайней мере, они там пересмеиваются, и на этот раз у Ханса и в мыслях нет прятаться от чьих бы то ни было глаз, с какой вообще стати, даже от Марии, которая сидит, отвернувшись от дождя, и вода стекает по ее длинным каштановым локонам, и те становятся все темнее, словно водоросли. И обычной спасительной улыбки у нее на лице он не видит.

Ливень не прекращался до ночи, но потом сильный ветер вытолкал его к западу и на север, буря унялась, и воздух пропитался холодом. Небо очистилось, и дождь больше не хлестал в окно, когда Мария открыла глаза и увидела, что кровать пустая. А пошарив рукой, Мария обнаружила, что кровать еще и холодная.

Она встает, бежит к Барбру и Ингрид и просит их одеться и пойти с ней на кухню, где еще не протоплено. Они спрашивают, что случилось. Ответа у Марии нет. Они топят и завтракают вместе с Мартином, тот тоже ничего не говорит, а после завтрака идет в лодочный сарай, ялика там не находит, и Мартин садится чинить сети, не закрывая дверей, чтобы все время иметь обзор на север, где фактория, церковь и деревня, он работает молча, выжидая, старательно, пока наконец не замечает косой парус, пилой рассекающий плотное море, это возвращается, зарываясь носом в волны, ялик, а времени уже вечер.

Ханс Баррёй спускает парус, ялик утыкается в каток и останавливается. Пошатываясь, Ханс перешагивает через две банки, а на форпике наклоняется, поднимает какой-то брыкающийся кулек и выносит на берег маленькую свинью, которая тут же принимается бегать по белому ракушечному пляжу и вопить. Свинья обошлась в двенадцать крон, у нее всего одно ухо, а на лбу черное пятно, смахивающее на отверстие от пули. Имя ей можно дать, какое заблагорассудится. Еще Ханс привез леденцы в коричневом мешочке. Его он протягивает Барбру, после чего идет в лодочный сарай и из подборной веревки делает для свиньи привязь: завязывает с одного конца петлю и протягивает веревку Ингрид, а та стоит и смотрит на свинью, которая жует траву.