Незримые фурии сердца

– Однако ты вышла за меня и долгие годы была мне надежным спутником и товарищем. – В голосе Чарльза проскользнуло раздражение. Обычно он, непоколебимо уверенный в своем превосходстве, смеялся над попытками его принизить, но не сегодня. Наверное, и сам побаивался того, что его ожидало. – Именно из-за качеств, которые сейчас называешь невыносимыми, ты прожила со мной десять лет.

– Наверняка Макс уже у Годфри и все ему рассказал. – Мод предпочла не услышать последнюю реплику мужа. – И если тот женат, он, конечно, примет сторону Макса.

– Годфри не женат, – покачал головой Чарльз. – Он другого складу.

– В смысле?

– Ну из этих, понятно? Он голубой. Педик. Однако в своем деле собаку съел. Некоторые считают, из этой братии получаются только парикмахеры и флористы, но я еще не встречал такого целеустремленного и въедливого адвоката, как Годфри. Он почти никогда не проигрывает, вот потому-то я его и нанял.

Мод долго молчала и наконец спросила:

– Кто-нибудь знает?

– О чем?

– О Годфри. Что он из голубой дивизии.

– Среди законников это не секрет. Тут уж ничего не поделаешь. Однако за это предусмотрена уголовная ответственность.

– Мерзость, – сказала Мод.

– Что – мерзость?

– Да вот это самое.

– Не будь такой ханжой, – засмеялся Чарльз.

– Отличать естественное от извращения не ханжество.

– Естественное? Не ты ли рассказывала, что однажды тебя потянуло к девушке из вашего литературного кружка?

– Глупости, – сказала Мод. – Не выдумывай.

– Ничего я не выдумываю. Помню прекрасно. Ты рассказала свой сон: как будто вы устроили пикник на берегу реки, пригрело солнышко, девица предложила искупаться, и потом вы голые рядышком лежали на траве, ты потянулась к ней и…

– Заткнись, Чарльз! – рявкнула Мод.

– Сапфическая любовь! – заржал Чарльз.

– Полный вздор!

– Путешествие по водам на остров Лесбос.

– Ты все выдумал! – заорала Мод.

– Ничуть. И ты это отлично знаешь.

– Мало ли что приснится? Это все сплошная чепуха.

– Или исполненная мечта. Подсознательное воплощение наших истинных желаний.

– Только дурак такое скажет.

– Это не я сказал. Зигмунд Фрейд.

– Еще он сказал, что ирландцы – нация, к которой бесполезно применять психоанализ. Так что не пытайся вскрыть мои потаенные желания. Не получится. Лучше скажи, что ты собираешься делать?

– Абсолютно ничего, дорогая. Ты же не станешь винить меня в том, что я всего лишь искал плотских утех на стороне, правда? Сама ты не проявляла к ним большого интереса с нашей первой встречи в «Грешеме».

– Если и так, это, наверное, потому, что я слишком хорошо тебя знаю. Ты всегда был склонен ко всяким ненормальным выкрутасам в постели. Чего стоит одна твоя идея касательно покрышек и садового шланга. До сих пор как вспомню, так вздрогну.

– Но ты даже не попробовала, а вдруг понравилось бы? И потом, Макс слегка лицемерит, изображая дикую ярость. Как будто сам не изменяет жене! Да он еще хуже меня. Вся разница лишь в том, что его сжирает ревность, а мне это чувство незнакомо. Выходит, сам он имеет право засадить кому угодно, но не дай бог, чтобы Элизабет чуть-чуть развлеклась.

– Речь не о том, она – моя подруга.

– Не смеши, дорогая. У тебя вообще нет подруг.

– Ладно, знакомая.

– Ну что ты, ей-богу, переживаешь из-за ерунды? Завтра Макс проснется и поймет, что вел себя как осел. И с утра пораньше примчится с извинениями.

– Если на это рассчитываешь, ты дурак еще больший, чем я думала.

Мне надоело слушать их перепалку, и я поднялся в свою комнату. В ванной я встал перед зеркалом и, посветив фонариком в рот, удостоверился, что у меня нет никакого рака. Рот как рот.

Оставалось загадкой, как присяжные откликнутся на сцену, разыгравшуюся на их глазах. Едва началась потасовка, Тёрпин и Мастерсон вскочили и, точно дети, взбудораженные стычкой одноклассников, стали подбадривать драчунов, подавая советы, как ловчее одолеть соперника. Уилберт снял очки и предпринял вялую попытку разнять дерущихся, но, получив по носу, расплакался и сел в уголке, утирая кровь и причитая, как, мол, в таком виде он предстанет перед матушкой. Миссис Хеннесси встала из-за стола и с молчаливым достоинством покинула комнату. Я бросился следом, полагая, что она хочет вызвать полицию, но буфетчица сняла с вешалки пальто и шляпку и шагнула к двери. Оглянувшись, она заметила меня.

– Жаль, что ты видишь подобные сцены, Сирил, – огорченно сказала миссис Хеннесси. Из гостиной доносились шум падающих стульев и крики Мод, умолявшей не повредить узорчатую папиросницу, доставленную из самого Санкт-Петербурга. – Безобразие, когда взрослые люди так себя ведут перед ребенком.

– Чарльза посадят? – спросил я.

Миссис Хеннесси посмотрела на дверь гостиной, удостоверяясь, что рукопашная не переберется в вестибюль.