Незримые нити

Теперь еще предстояло объяснить все солдатам. Им будет куда тяжелее понять, почему они не смогут насладиться заслуженной местью. Особенно трудным разговор получится с людьми Газила, они-то своими глазами видели, как киммериец обнаружил убежище убийц, но сначала почему-то пощадил их, а потом и вовсе отказался от идеи расплаты.

Сейчас Конан и сам считал, что проявил тогда в джунглях малодушие. Казнь надлежало совершить сразу же на месте. Какими бы омерзительными существами ни были идолопоклонники, клинки туранцев не заржавели бы от их крови.

Киммериец точно не знал, сколько солдат знало о том, что та вылазка в джунгли не была безрезультатной. Наверняка кто-то из десятка Газила обмолвился об обнаруженном там храме, тем более, Конан не просил специально никого молчать

Придется теперь говорить солдатам вечные слова об интересах Турана.

— Сотник, вы освободились? — стоило киммерийцу спуститься на первый этаж, как он тут же натолкнулся на Амьена.

— Да, идем.

Киммериец и туранец направились в комнату, в которой разместился десяток покойного Газила. Судя по вопросу Амьена, все солдаты уже собрались и ждали лишь сотника.

— Будь готов принять на себя руководство, – тихо сказал сотник Амьену, когда они уже подошли к самым дверям.

— Я понял, — столь же тихо ответил туранец.

Стоило Конану и Амьену войти в комнату, как все солдаты, находившиеся в ней, мгновенно встали. Выучка и дисциплина у людей Газила была лучшей в сотне.

— Садитесь, — махнул рукой киммериец. — Ты, Амьен, тоже садись.

Сам северянин остался стоять.

— Нам предстоит решить два вопроса, — продолжал он. — Во-первых, вы потеряли двух людей. Ваш десяток сократился. Я хочу узнать, считаете ли вы, что я должен перевести к вам еще одного солдата?

Амьен поднялся со своего места.

— Сотник, этот вопрос мы уже обсудили, — сказал он. — И все решили, что новый человек нам не нужен. Мы справимся с любой задачей, которую вы поставите.

— Приятно слышать, — честно сказал Конан. — У меня тоже нет никакого желания дробить десятки. Тогда перейдем ко второму вопросу. Я хочу, чтобы вашим новым десятником стал Амьен. Решать, разумеется, буду я, но ваше мнение важно для меня. Есть возражения против Амьена?

Никто не произнес ни слова.

— Значит, нет, — подытожил киммериец. — Амьен, ты готов возглавить десяток?

— Да, если прикажите.

— Приказываю. До сегодняшнего вечера я доведу свою волю и до оставшихся солдат. Продолжайте исполнять свои обязанности.

И вновь весь десяток поднялся на ноги, провожая своего командира.

Северянин улыбнулся уголком рта на прощание, показывая свое расположения. Про себя же он в этот момент решил, что скажет об отказе от мести за Газила и Осанна только после того, как поговорит с раджой.

Именно к нему киммериец сейчас и собирался.

Конан считал, что старик раджа вряд ли обрадуется тем словам, с которыми он к нему придет. Правитель Бхатинды не отличался велеречивостью или изысканными манерами, плохо изъяснялся на туранском и сильно стеснялся из-за этого, однако при этом он казался киммерийцу человеком честным, привыкшим доверять скорее клинку, нежели словам.

И он полагал, что туранцы имеют полное право на месть.

Киммериец при мысли о предстоящем разговоре лишь помянул про себя Крома: неприятный он получится, в этом можно было не сомневаться.

Выйдя на улицу и пройдя уже почти половину пути до дворца правителя Бхатинды, Конан вспомнил, что времени с рассвета прошло не так и много. Жрец Эрлика начал обряд погребения практически с первыми лучами солнца. И хоть молитвы заняли не один колокол, но время еще, несмотря на то, сколько событий уже успело произойти за это утро, было еще раннее.

В Туране у сановников разного ранга первая половина дня отводилась для решения срочных дел: политических, экономических, судебных и прочих. Посетителей же принимали только после того, как солнце минет высшую точку на небосклоне, а что чаще – ближе к вечеру.

Конан находил подобное устройство дня весьма разумным, позволявшим не дать перепутаться всем возможным начинаниям.

Какие же порядки были заведены в Вендии, он не знал. Спросить, кроме как у Шеймасаи, было не у кого. Немного поразмыслив, киммериец решил чуть-чуть отложить свой визит к радже. В любом случае, явиться столь рано означало бы показать свое неуважение к правителю, а Шеймасаи прямо обозначил срок, в который должен уложиться сотник: поговорить с раджой до окончания сегодняшнего дня.

Так что, время еще оставалась. Конан подумал, что небольшую его часть можно было бы потратить лично на себя, а именно зайти в трактир (или как его называют вендийцы?) и перекусить.

Сотник расспросил местных жителей о том, где можно найти такое заведение. Вендийский язык он знал еще не идеально, а потому поняли его не с первой попытки, но до жестов Конан опуститься себе не позволил.