Незримые поединки

Когда пришло известие, что полк, проявив мужество, в ожесточенном, кровопролитном сражении под Смоленском почти полностью погиб, но не отступил перед врагом, я снова написал заявление с просьбой отправить меня на фронт. И снова директор завода написал на моем заявлении: «Отказать». Когда же ему на стол положили третье мое заявление, он не смог сдержать гнева. «Прекратите писать, иначе прикажу арестовать на тридцать суток и заставлю работать», — наложил он резолюцию.

Начальник цеха, поставивший меня об этом в известность, в свою очередь добавил:

— Не забывай, Леня, что ты комсомолец. Вспомни, когда вступал в комсомол, что обещал? Работать там, где тебе прикажут. Забыл, что ли? А насчет фронта… Не один ты такой, не один ты туда стремишься. Только кто же здесь будет давать вооружение? Не подумал об этом? Тут такой же фронт, Леня…

Начальник цеха ничуть не преувеличивал. На заводе обстановка была фронтовой, сутками мы не покидали цехов, выполняя заказы Красной Армии. И резолюция директора завода, и слова начальника цеха несколько умерили мой пыл. Во всяком случае, я уже не досаждал своими заявлениями начальству.

Первые месяцы войны были для нас особенно тяжелыми. Гитлеровцы приближались к Москве. К тому времени наше предприятие эвакуировали в Казань. Поначалу мы работали под открытым небом. Но ни холод, ни голод, ни другие лишения не могли остановить нас, тружеников тыла, в стремлении дать фронту как можно больше необходимой продукции.

…Однажды в конце января 1942 года ко мне подошел комсорг цеха.

— Хочешь поехать в Москву?

Я отмахнулся.

— Нашел время для шуток!

— Не шучу я, Леня. Нужны два человека от нашего комсомольского коллектива. Получили указание — подобрать двух крепких ребят. Ты у нас по всем статьям подходишь. Силища у тебя — будь здоров! Да и ловкости не занимать. Ты у нас и боксер, и борец, и пловец, и конькобежец… Ну, а насчет духа… Ты же писал заявление с просьбой отправить тебя на фронт?

— Писал, — ответил я. — Да что толку. Чуть под арест не угодил. Да в чем дело? К чему весь этот разговор?

— Я же тебе сказал, что надо подобрать двух человек для учебы. А потом — в тыл врага. Пойдешь?

Я тут же согласился, хотя и не представлял себе, что конкретно от меня будет требоваться.

Через несколько дней я был в Москве. Прошел несколько комиссий. С нами беседовали ответственные работники в Наркомате внутренних дел СССР, в ЦК комсомола. Беседы заканчивались примерно такими словами: подумайте, дело непростое, опасное.

Помнится, никто из нас не изменил решения.

Затем три месяца с раннего утра до поздней ночи изучали особенности борьбы во вражеском тылу.

После учебы нашу оперативно-разведывательную группу направили в распоряжение Управления НКВД по Орловской области. А вскоре самолетами перебросили в тыл врага.

В группе были коммунисты и комсомольцы. И только Леша Акимов беспартийный. Перед нами поставили задачу сообщать о сосредоточении вражеских сил и военной техники, взрывать эшелоны противника, уничтожать мосты и переправы, создавать в партизанских отрядах группы подрывников, карать изменников Родины.

Доставили мы на оккупированную гитлеровцами территорию и большое количество листовок, в которых рассказывалась правда о положении на фронтах. Нам поручалось вести и политическую, разъяснительную, работу среди населения захваченных врагом городов и сел.

Мы действовали в районах Почепа, Трубчевска, Погара, Стародуба и других населенных пунктах, которые ныне входят в состав Брянской области.

В первый же день после нашего приземления на оккупированной немецко-фашистскими войсками территории мы попали в довольно сложное положение. От каждого из нас потребовались и выдержка, и мужество, и сообразительность.

В путь от места высадки до партизанского отряда им. Фурманова мы тронулись вечером. Шли всю ночь, обходя населенные пункты, в которых располагались вражеские гарнизоны. Встретившие нас у места приземления партизаны выделили проводника. Петрович, так его звали, маршрут знал хорошо и вел нас довольно быстро. Правда, на проселочной дороге мы едва не напоролись на колонну оккупантов, которая проследовала буквально в нескольких десятках метров от нас.

И когда казалось, что все самое опасное позади, раздался испуганный голосок Зои, девушки-разведчицы:

— Ой, я потеряла документы!..

— Какие документы? — не понял комиссар группы Григорий Кондратов. — Мы ведь перед вылетом все личные документы сдали.

— А я не сдала. Там паспорт и еще кое-что…

За такой проступок надо бы спросить как следует. Но что можно сделать, если перед нами стояла растерянная девчонка, виновато хлопала глазами, из которых вот-вот брызнут слезы? Комиссар только рукой махнул и ушел обратно, искать документы. Все понимали, что если паспорт и другие личные документы девушки попадут в руки врагов, неприятностей не оберешься.

Кондратов нашел злополучные Зоины документы, но на это ушло время, уже начало светать. Ночью нас укрывала темнота, теперь же — лишь небольшие деревца да кустарники.