«
Снова полюбить! Быть захлестнутой волной страсти! Что может сравниться с этим?..
Четырнадцатая улица
В начале июля мир потрясла страшная весть реактивный пассажирский лайнер компании «Транс-Атлантик», следовавший рейсом 106 «Нью-Йорк — Лондон», взорвался над территорией Ирландии. Все пассажиры и весь экипаж самолета погибли. Сведений о технических неисправностях на борту его не поступало, следовательно… Террористический акт?
Только в августе арестовали виновника этой трагедии. Ко всеобщему изумлению, террористом оказался семнадцатилетний подросток Родни Джилкрист из Ривердейла, ученик средней школы, никаких криминальных проступков в прошлом не совершавший: парень просто решил свои личные и финансовые проблемы, подложив самодельную бомбу в портфель отца перед отлетом родителей в Лондон.
То, что должны были погибнуть и другие люди, являлось частью его плана: Джилкрист счел, что вина за взрыв будет возложена на террористов, а он спокойно получит в наследство значительную сумму…
Так бы и случилось, если бы домработница Джилкристов не наткнулась на его дневник и не помчалась с ним прямиком в ФБР. На допросе Родни полностью во всем сознался.
— Они постоянно ко мне придирались, — таково было его объяснение своего преступления.
В течение нескольких недель эта история находилась в эпицентре внимания средств массовой информации. Она вызвала такую бурю негодования, которую можно было сравнить только с реакцией на зверское преступление Чарльза Мэнсона. В день, когда Родни должно было быть предъявлено обвинение, тысячная толпа собралась на площади перед зданием суда на Фоли-сквер, взывая к отмщению. Потому что если бы смертная казнь не была введена снова, это надо было бы сделать из-за Джилкриста: несовершеннолетний Родни Джилкрист отправил на тот свет 271 человека…
По утверждению Аликс, не она добивалась передачи дела в ее руки, а совсем наоборот, ее уговаривали об этом.
— Но ты могла отказаться! — возразил Джефф Аронов.
Он влетел в ее кабинет «попросить об одолжении», но вместо этого завел пустой разговор о предстоящем судебном заседании.
— Нет, не могла. — Аликс покачала головой. — Никто больше не возьмется за его защиту.
— Аликс Брайден, святая с Четырнадцатой улицы…
— Заступница в безнадежных ситуациях? — Аликс рассмеялась.
— Ты прямо предвкушаешь удовольствие, — заметил Джефф.
— Что ж, это действительно великолепная возможность для меня поднять свой престиж. И есть еще одна приятная сторона — я смогу попортить нервы Биллу Кернсу. — Аликс усмехнулась, представив себе эту перспективу. — На случай, если не знаешь, это один из самых безжалостных и наглых прокуроров. Как-то мы крепко сцепились с ним на одном процессе, и он одержал победу, так что теперь я хочу взять реванш. Вот как я думаю построить свою защиту…
Еще несколько минут она продолжала быстро рассказывать, что собирается делать, прежде чем заметила, что Джефф с отсутствующим видом рассматривает свои руки и не слушает ее. Бедный дурачок, он все еще переживает по поводу замужества Ким… Аликс знала только одно противоядие в таких случаях. Она твердо верила — и лучшим доказательством тому была ее собственная жизнь, — что самым надежным лекарством от разбитого сердца являются напряженная работа и время. А что может быть более захватывающим, чем взяться за труднейшее и громкое дело об убийстве!
— Стоит попробовать. Как ты насчет этого?
— Насчет чего «этого»?
— Насчет того, чтобы взяться со мной за это дело.
Джефф провел пальцем по горлу.
— Надо понимать, это означает «нет», — констатировала Аликс. — Что ж, по крайней мере, я предложила… Ладно, ты сказал, что зашел о чем-то попросить.
— Ты не могла бы одолжить мне немного денег до завтра?
Аликс вытащила кошелек.
— Бери сколько надо.
Он отсчитал пятьдесят долларов и отдал кошелек обратно.
— Тебе не интересно узнать, почему я на мели? — спросил он.
— Нам не обязательно отчитываться друг перед другом.
— А я все-таки скажу, почему! Когда я выходил сегодня из зала суда, где бился изо всех сил за своего подзащитного, то обнаружил, что у меня пропал бумажник. Думаю, это дело рук моего клиента, этого маленького негодяя. Господи, тебя грабят люди, защищая которых, ты набиваешь себе синяки и шишки!
— Да, хреново, конечно, но что поделаешь, бывает! — вздохнула Аликс.
— Хреново… — поморщился Джефф. — Что за выражение! Ты не замечала, что мы начинаем походить на тех бездельников, чьи интересы отстаиваем? Может наступить день, когда мы уже ничем не будем отличаться от них. Посмотри на это! — Он брезгливо взял двумя пальцами кусок остывшей пиццы с ее стола, словно это была дохлая крыса, и с возгласом: «Экая мерзость!» — швырнул ее в мусорную корзину.
— Эй! — возмутилась Аликс. — Это был мой завтрак!
Однако Джефф не выказал и тени раскаяния. Уголки его рта были опущены, ноздри презрительно раздувались.
— Все мерзость! — продолжал он. — Едим мерзость! Говорим мерзости! Слушаем мерзости! Одеваем на себя мерзость!