Незримые узы

По дороге из аэропорта она обдумывала, что ждет ее в течение нескольких последующих часов, представляла возможные варианты и сама не знала, чего страшится больше, — найти отца таким же жестким, несгибаемым тираном, каким он был всегда, или надломленным — как духовно, так и физически…

Ей показалось, что сам дом совсем не изменился: свежевыкрашенный фасад, сияющие чистотой французские окна. А вот старой магнолии перед парадным входом уже нет. Красивое было дерево и первым расцветало весной…

От избытка чувств у нее перехватило горло, и ей стало мучительно жаль и магнолию, и лет, проведенных вдали отсюда. Ох уж эта ностальгия!

Поджав губы, Аликс вылезла из машины и поднялась по ступеням к входной двери, бормоча про себя как заклинание: «Я буду сдержанной. Я не заплачу, не выйду из себя… не потеряю терпение… терпение… терпение».

Она не послушалась Дорри, предлагавшей ей приехать неожиданно и без предупреждения, опасаясь, что такой шок может спровоцировать у отца второй удар. Она просто приняла некоторые меры предосторожности, чтобы ее визит выглядел случайным. Таким образом, за Льюисом оставалось право выбора линии поведения, не ущемляющей достоинство ни одной из сторон.

Поэтому накануне она позвонила его личной секретарше.

— Я должна быть завтра в Бостоне в связи с одним делом, — сказала она, — и хотела бы провести некоторое время со своим отцом. Пожалуйста, дайте мне знать, удобно ли ему в одиннадцать часов.

Мисс Милгрим перезвонила ей через несколько минут и сообщила, что мистеру Брайдену «будет приятно встретиться» с ней.

Приятно! Какое неопределенное, даже двусмысленное выражение чувств: слегка теплее, чем «удобно», но как далеко от «радостно»! Тем не менее Аликс предпочла отнестись к такому ответу как к доброму знаку.

И вот она звонит в дверь дома своего детства, стараясь изобразить на лице подобие улыбки.

Ей открыла сама Дорри, притворяясь, что видит Аликс впервые за все это долгое время. Они обменялись приветствиями и расцеловались.

— Как приятно тебя видеть, Аликс! — воскликнула она «рекламным» голосом, пока Бриджит помогала Аликс снять пальто. — Ты хорошо выглядишь.

— Привет, Бриджит, — поздоровалась Аликс с горничной. Боже, ей должно уже быть лет сорок! — Я вижу, ты получила повышение после кухни.

— Да, мисс. Благодарю вас, мисс.

— Твой отец ждет тебя в оранжерее, — сказала Дорри, — и, уверена, ждет с нетерпением. — Дальнейшее она уже шептала Аликс прямо на ухо: — Не хочешь выпить рюмочку бренди перед тем, как пойти туда?

Аликс отрицательно помотала головой, обрадовавшись, что примирение произойдет в самой солнечной комнате во всем доме, а не в сумрачной библиотеке, под портретом матери — слишком много воспоминаний…

Он сидел в механизированном инвалидном кресле с вмонтированным в него пультом управления, которое, вне всякого сомнения, сконструировали умельцы «Брайден Электронике». Ноги Льюиса были прикрыты темным пледом, левая рука безжизненно лежала на колене. Он выглядел бледным, болезненным и съеженным.

— Ты простишь меня, если я не встану, чтобы поздороваться с тобой? — Когда он говорил, его рот кривился на одну сторону, но речь, хотя и несколько невнятная, осталась связной и контролируемой. Повторял ли он про себя «выдержка, выдержка, выдержка»?

Аликс осмотрелась, чувствуя себя неловко. Вот он сидит перед ней, во плоти и крови, через столько лет, а она не знает, что сделать или сказать…

Ждал ли он, что она его поцелует? Обнимет? Пожмет ему руку? Но почему — теперь, если она никогда не делала этого раньше? Внезапно Аликс пронзила мысль, что сейчас отец в ее власти: на этот раз он не смог бы уклониться от ее объятий.

Однако она не умела выказывать свои чувства стихийно и непринужденно — по крайней мере, по отношению к нему: он никогда не учил ее этому. Самое большое, на что она была способна, это изобразить сердечную улыбку — одну из тех, которые она испробовала на присяжных. Она и улыбнулась, усевшись в плетеное кресло метрах в полутора от Льюиса. В комнате стояла духота. Аликс откашлялась.

— Здравствуй, папа. Как ты? Прошло так много времени…

«Подходящее начало! Одновременно и нейтральное, и банальное», — мелькнуло в нее в голове.

С минуту они сидели в тяжелом молчании, словно участники телевикторины, поставленные в тупик сложным вопросом.

— Да, много… — наконец ответил он дребезжащим голосом. — Как тебе показался дом? Дорри заново отделала его прошлой весной.

— Потрясающе! — с готовностью подхватила Аликс. — Правда, я еще не все обошла, но… — «Господи, до чего мучительно!» —…но я заметила исчезновение старой магнолии.

— Корни… — проворчал Льюис. — Они так разрослись и переплелись, что начали разрушать фундамент парадного входа. В прошлом году я и срубил магнолию.

Аликс подумала, не было ли в его словах некоего иносказания.

— Может, на этом месте будут хорошо смотреться азалии?

Он неопределенно хмыкнул.

— Я вижу, ты выиграла дело об убийстве Дюмена. Она знает, на кого ставить, эта Маргарет Джонсон… Очень предприимчивая женщина.