Незримый фронт

К тому времени я был уже не новичок на чекистской работе. Впервые сотрудником Омской комендатуры ЧК я стал еще в конце декабря 1917 года. Рекомендовал меня на эту работу полковой комитет 37-го Сибирского стрелкового полка.

При комендатуре, кроме двадцати оперативных работников, имелись кавалерийский отряд в пятьдесят человек и образцовая рота в двести пятьдесят бойцов. С утра до вечера оперативные работники были на ногах, выполняя задания председателя Омского Совета и окружного Военно-Революционного комитета Косарева, председателя Омского комитета большевиков Лобкова и коменданта Шебалдина.

Больше всего нас тревожили эсеры и белогвардейцы-офицеры. Они организовывали митинги, выступали с клеветой на большевиков и с призывами не признавать Советскую власть, устраивали саботаж в учреждениях, банках, почтово-телеграфных конторах.

Всех их надо было приводить к порядку, а самых вредных и непримиримых арестовывать. Участвовали мы и в национализации банков, сборе контрибуции, в конфискации товаров у торгашей. Эта работа была важной, нужной. Но облегчалась она тем, что почти все антисоветские проявления носили тогда открытый характер.

Совсем иное дело было в 1921—1922 годах. Враги стали действовать скрытно, в глубоком подполье, пытались наносить удары в спину. Такой была и акмолинская повстанческая организация. Для ее ликвидации надо было сначала вскрыть подполье. Это было под силу только Чрезвычайной комиссии. У нас была квалифицированная разведка, и мы знали все о делах заговорщиков.

И вот в это сложное время меня вызвали в губотдел и засадили за изучение приказов о борьбе с беспризорностью. Дали прочесть очень важное письмо-призыв к чекистам Феликса Эдмундовича Дзержинского. В нем говорилось о тяжелом положении детей, лишившихся родителей в результате империалистической, гражданской войн и бедствий, связанных с ними, и о необходимости принять все меры для улучшения жизни детей и спасения их от голода. Письмо заканчивалось словами: «Забота о детях — лучшее средство истребления контрреволюции».

Уже при первом взгляде на письмо и подпись Дзержинского от моей досады, что зря оторвали от дела, ничего не осталось. А когда прочел последние слова, в голове начали складываться практические планы. Феликс Эдмундович по-новому заставил отнестись к борьбе с детской бедой и взяться за дело сейчас же, немедленно.

Феликс Эдмундович Дзержинский во время поездки в Сибирь (1922 год).

Письмо-призыв было воспринято как боевой приказ. Никто из чекистов не остался к нему равнодушным. Многих детей спасли тогда чекисты от верной смерти, собирая их по вокзалам, пристаням, дорогам и чердакам домов. Работники Акмолинской губернской ЧК зимой 1921 года организовали детский дом. Ребятишек кормили, отрывая продовольствие от пайков сотрудников ЧК.

Заботу о детском доме мы возложили на коменданта ЧК Филиппа Ивановича Калюту, доброго, отзывчивого человека. И он хорошо справился с этой важной работой.

В феврале 1922 года нашего председателя Акмолинской губЧК товарища Бокшу вызвал в Омск с докладом Феликс Эдмундович Дзержинский. Он в тот год по решению Политбюро ЦК контролировал отгрузку хлеба из Сибири в промышленные центры страны.

Поинтересовавшись работой ЧК, Дзержинский сказал:

— Надеюсь, что условия для вывозки хлеба вы в ближайшее время создадите, кулацко-эсеровские помехи устраните, а вот как у вас обстоят дела с беспризорностью?

— Налаживается борьба и с этим злом, — ответил товарищ Бокша и рассказал Дзержинскому о детском доме, содержавшемся за счет сотрудников, о большой душевной теплоте, которую проявляют работники и их семьи к попавшим в беду детям.

— Передайте мою благодарность петропавловским чекистам за их заботу о детях, — сказал Феликс Эдмундович. — Это большое дело.

Благодарность Дзержинского, объявленная нам на собрании коллектива товарищем Бокшей, воодушевила нас.

Вскоре организация эсера Благовещенского и белого офицера Ванина была полностью разгромлена, бандитские группы, связанные с ними, выловлены. Благовещенский и начальник его штаба Ванин арестованы, а все собранное ими оружие изъято.

Вывозка хлеба из глубинок после этого пошла полным ходом.

…Недавно я прочел воспоминания Г. М. Кржижановского. В них меня поразили вот эти строки.