Незваные гости

– А, штейгер, это особая история… Я неудачно попал, его подгонял инженер: «Мало угля даете!» Сколько бы ни давали, ему все было мало! Тридцать шестого года[55] будто и не было… Даю тебе честное слово, доходило до того, что мы спрашивали себя, чего мы ждем, почему мы его еще не пристукнули. Тут мой «андерс» все понял, и еще как!

Робер оживился, он говорил с воодушевлением. Может быть, он был даже чересчур оживлен. Жена его исчезла и вернулась с бутылкой и стаканчиками, которые она поставила на круглый стол посреди комнаты. И вдруг Серж разглядел за спиной больного маленький диванчик, на котором спал ребенок… Он заметил около входной двери велосипед… Даже два велосипеда, прислоненных к стене. Да, здесь было тесновато. Удивительно, что в этом поселке самый скверный барак производил впечатление обжитого уюта, почти роскоши, до того тут все было прибрано, начищено, вымыто.

– За твое здоровье, Робер! – Ив поднял стакан. Они чокнулись.

– Я тебе скажу одну вещь, товарищ, – Роберу хотелось поговорить, – здесь привыкли к полякам, они часть страны, как терриконы, трудно себе представить нашу местность без терриконов… Я слишком молод, я не помню этих мест без поляков; в школе я учился с поляками. Для меня они здесь испокон веков… такие же шахтеры, как и мы. Я тебе скажу, что во время стачки они все ходили слушать проповеди ксендза, и чего он им только не внушал против стачки! Они всё благоговейно выслушивали и прямо из церкви шли в свои стачечные пикеты. Нет, ничего не скажешь… они всегда вели себя хорошо, записывались в профсоюз, и все такое. Верующие католики, неверующие сторонники или противники новой Польши – все они члены ВКТ[56]. Послевоенные поляки – другое дело. Правительство прислало к нам солдат Андерса, демобилизованных в Англии, и поляков, которые насильно были угнаны в Германию… Мы через ВКТ протестовали, но они все-таки прислали их. Но только угольные магнаты не приняли во внимание влияние окружающей среды… Я вам говорю: шахтеров объединяет шахтерское горе.

– Ты забыл, что существуют «фольксдейче»… – сказал Ив.

– А разве у нас не было своих коллаборационистов? – Робер обратился к Сержу. – «Фольксдейче» – это поляки, работавшие раньше на немецких шахтах. Когда боши вошли сюда в 1940 году, они им выдали документы в том, что они «фольксдейче», а тем, кто отбывал в Германии военную службу, даже выдали документы, как настоящим немцам – «рейхсдейче». И вот после Освобождения все эти голубчики пытались или бежать с немцами, или спрятаться. Теперь многие из них вернулись…

– И вы спускаетесь в шахты вместе с ними? – спросил Серж.

– Ну да… Некоторые из них даже стали штейгерами, тогда как настоящие поляки не имеют на это права.

– Да, дело всегда обстоит несколько хуже, чем кажется, – отметил Серж.

– Пора, – сказал Ив, поднимаясь и бросив последний взгляд на крошечного Брассера, – я пришлю тебе остальные деньги завтра утром, у меня есть список тех, кто еще не заплатил… Они заплатят, уверяю тебя. Не вставай, Робер…

– Он, конечно, знает, что умирает, – сказал Серж, когда машина завихляла в кромешной тьме.

– Еще бы не знать!… Сколько людей умерло у него на глазах. В том числе его отец. Поедем обедать в городок за пятнадцать километров отсюда. Не хочется беспокоить товарищей… Они здесь не привыкли есть по вечерам, а я голоден. Фанни остается ночевать у своей подруги учительницы и вернется в Париж поездом. Ты согласен ехать ночью? Мы потом зайдем на бал, чтобы не обидеть их, и уедем.

Серж согласился. Они вернулись на большую торговую улицу, проехали мимо ярко освещенного «Зала», из которого шел пар, как из кастрюли, в которой что-то кипит ключом. Выехав из Икс-ле-Мина, они покатили во тьме.

– Я все забываю у тебя спросить, Ив, как обернулось дело с Фрэнком Моссо?

Ив замедлил ход, направил фары на дорожный указатель, сказал: «Все правильно…» И они снова нырнули в ночь.

– С Фрэнком Моссо? – повторил он. – Ему без всяких осложнений возобновили «вид на жительство» во Франции. Пока что американцев не трогают, даже тех, у кого неприятности с американским посольством! Конечно, и американцы беспокоятся за свое будущее. И в особенности Моссо… Он очень подавлен. А жена его пилит, настоящая ведьма… Она ругает Фрэнка коммунистом и швыряет в него посуду. Да, с ними не легко иметь дело, уверяю тебя! Если говорить о беспрецедентном положении, так вот оно – налицо! Я не люблю заниматься «невинно пострадавшими» такого рода. Когда высылают испанского республиканца, я и мой клиент прекрасно понимаем друг друга и обделываем дело по-семейному… А с Моссо я никогда не знаю, чего он хочет. Мне его жалко, конечно… Я встречаюсь с ним только затем, чтобы успокоить его, потому что сейчас во Франции ему бояться нечего. Признаюсь, проблема польских шахтеров меня куда больше волнует.

XXII

– По-моему, это неразрешимая проблема.