Незваный гость

С коллегами мне невероятно повезло, и с Зориным, и с Мамаевым. Эльдар вон не поскупился, целое купе мне выкупил. А Иван Иванович вернулся в приказ, узнал у Митрофана, что я на задание уехала, и сразу подарочек мне сообразил, вещицу очень полезную. Мне же теперь только и остается с блеском работу исполнить, чтоб усилия их не пропали. И шеф. Его тоже подвести никак нельзя. Обелить покойного Блохина надобно.

Трое суток я провела в приличном безделии. Для сыскаря знакомство со всяким встречным-поперечным дело наиважнейшее, никогда не знаешь, где и когда тебе человечек какой пригодится. Но я активничать опасалась, легенда моя пока была хлипкой. А ну кто из старожилов в беседу вступит, из Захарии Митрофановны знакомых, а я ляпну что-нибудь лишнее? Тем более что с «жужей» мы и так без улова не оставались. Мои одинокие трапезы у ресторанного окошка с прекрасным обзором на прочих жующих и беседующих пассажиров первого класса обогатили мой вокабуляр уймой забавных словечек. Дамы говорили о модах и жаловались на прислугу, господа обсуждали векселя и закладные, а также дам. Меня в том числе. Я была кокетка, рыжая бестия, гордячка, глазищи у меня были — «во!», и прелести наличествовали. Знакомиться подходили дважды, холеный офицер и пьяненький купчик в забавном котелке. Оба раза я молча отворачивалась, как бы говоря, что общение нахожу неприличным. Кавалеры прониклись и настойчивости не проявляли, первый класс все-таки. Вскорости я заметила, что некоторые слова могу различать и без помощи амулета. Библиотеку я тоже посетила. То есть гостиную с приколоченным к стене книжным шкафом. Там я разжилась потрепанным дамским романчиком и толстенным «Справочником городов и селений Берендийской империи» за прошлый год.

Крыжовень. О нем сообщалось буквально в нескольких абзацах. Основан на месте деревеньки Крыжа. Население четыре тысячи семьсот пятьдесят четыре человека, более половины — мещане, четверть — купечество. Прочие сословия не упоминались, хотя дворянское собрание, например, присутствовало. Центральный собор, возведенный на средства купца первой гильдии Д. Ф. Калачева, базар с торговыми рядами, река Крыжа, для большого судоходства не приспособленная, театр, построенный на деньги того же Д. Ф. Калачева, клуб для молодежи с библиотекой, городская управа, полицейский приказ, железнодорожная станция, депо, банк и биржа.

На чтение сей информации я потратила четыре минуты, а романчик даже раскрывать не стала. Вечером ко мне являлся вагонный, чтобы помочь раздвинуть диванчик для спального места, утром мы его складывали обратно. Лежа в постели под монотонный перестук колес, я анализировала все, что удавалось узнать и подсмотреть за день.

До Крыжовеня из двух десятков пассажиров первого класса следовали лишь несколько, именно они и вызвали мой первоначальный интерес. Сыскарское дело кроме сбора всяческой информации состоит и в ее отсеве. Это важно — ухватить главную ниточку, лучше две или три, и тянуть за них, не отвлекаясь на пустое. Иначе можешь попросту запутаться, попасть впросак, как плетельщик канатов, от которых это выражение и пошло. Отобранную ниточку звали Гаврила Стапанович Бобруйский, классический берендийский купчина, возвращающийся с семейством на родину после заграничных странствий. Семейство ресторан не посещало, но по разговорам я поняла, что для супруги купца Нинели Феофановны, двух дочерей — Машеньки и Анюты, а также горничных, гувернантки и болонки с неустановленной кличкой (ну не могут же питомца на самом деле звать «этот обморочный студень», холера или блоходав) был оборудован отдельный прицепной вагон с клозетом и поваром. Сам Гаврила Степанович наслаждался относительной холостяцкой свободой в компании поверенного, господина Чикова Сергея Павловича, брюнета лет тридцати с постоянно бегающими глазами, адвоката по фамилии Хрущ, которого иначе никак не называли, и актерской четы Бархатовых, явно затесавшихся в это общество случайно. Бархатова звали Эдуард Милославович, его жену — Дульсинея. В Крыжовене они намеревались произвести переворот в театральном искусстве, а пока служили для развлечения толстосума. Молоденькая Дульсинея звонко хохотала и не протестовала, когда ручища Гаврилы Степановича задерживалась на ее плечике либо колене. Эдуард же, поминутно поправляя едва сходящийся на брюшке жилет, демонстрировал карточные фокусы или отбирал скрипку у ресторанного неклюда и исполнял романсы собственного сочинения. Актеров купец нисколько не стеснялся, беседовал с клевретами свободно, чем мое внимание и привлек.

— За оградой Степашку зарыли… — звучал в моем ухе монотонный «жужин» бас, слова она не интонировала, толстые губы Бобруйского шевелились в такт. — Так ему и надо, ироду. Собаке собачья смерть.

— Золотые слова, Гаврила Степанович, — отвечал Пиков. — Я специально еще перед Новогодьем в приказе справлялся, дело закрыли да наверх по инстанции отправили, комар носу не подточит.

— Хорошо, Сережа, ладно. Теперь заживем, нашего человечка на блохинское место поставим…