Незваный гость

— Сходи, Иван, наверх, присмотри, как вещи покойного Степана Фомича разбирают, ежели что необычное заметишь, в сторону откладывай, после мне сюда принесешь.

— Будет исполнено.

— Кто в присутствии останется?

Парень смутился.

— Так вы только, вашество, прочие в казенку побежали.

Волков выдержал паузу.

— Тогда вот что, снаружи приказ запри, а постовому передай, чтоб посетители у крыльца обождали. Понял?

— Так точно!

— Исполняй.

— Так точно!

Старунов отдал честь и ускакал, грохоча сапогами по коридору. Григорий Ильич неторопливо привел в порядок письменный стол, личное дело вернул в шкапчик, веревку — в ящик, подхватил трость и вышел из кабинета.

Арестантская клеть в главном зале пустовала, задержанных уже успели допросить и рассортировать, кого отпустили с богом, кого перевели в подвал. Именно туда сейчас направлялся новый пристав.

Он спустился по каменным ступеням, отпер решетчатую дверь своим ключом, потолочный светильник среагировал на движение и немедленно зажегся. Камер было несколько, с дубовыми мощными дверями, окованными железом. Григорий Ильич отпер последнюю. За ней на узких нарах ждали своей участи арестованные Антип Рачков и подельник его по кличке Ноздря. Оба были изрядно избиты и смотрели на визитера, злобно скалясь. Волков без страха вошел, дубовая дверь за его спиной захлопнулась. Звуков она почти не пропускала, на совесть столяры с каменщиками устанавливали, ну разве что могло показаться, что там, в камере, кому-то на флейте либо на дудочке в голову пришло играть. Но это же полная нелепица, правда?

Через четверть часа Григорий Ильич вышел в коридор, под подошвой хрустнул какой-то осколок, и пристав дернул ногой, сбрасывая мусор. Лицо его было холодно-неподвижным, но на челе блестели капельки пота, а костяшки пальцев были слегка ободраны. Волков заметил это уже наверху, усмехнулся и слизнул кровавые капельки, став похожим на хищника.

Возвратившийся с задания Старунов застал начальство в его кабинете, погруженным в бумаги.

— Что там, Иван?

— Извольте, вашбродь, — письмоводитель положил на сукно револьвер, — а больше ничего необычного не нашли.

— Так-так… — Волков приподнял собольи брови. — Дамская игрушка?

— Среди кофейных зерен запрятана была. Необычно. Свое-то оружие Степан Фомич в сейфе хранил.

— А в день смерти?

— При нем находился, в кобуре на поясе.

— Кто осмотр тела проводил?

— Когда? — испугался Иван.

— После обнаружения. Да ты садись, в ногах правды нет.

Младший чин опустился в кресло для посетителей, сложил на коленях руки; чисто школьник, даже пальцы чернилами измазаны.

— Давай, Старунов, — кивнул пристав, — по порядку. Кто в тот день дежурил? Кто о трупе сообщил? Кто за ним поехал?

— Дежурил я, посетителей особо не было, я приказ отпер да возился с бумагами, жалобы в приходную книгу оформлял. Евсей Харитонович тоже… То есть пришел чуть погодя…

Трость Волкова, прислоненная к шкапу, мерцала уютным янтарным светом. Так себе чародейство, призванное доброжелательную атмосферу создавать, чувство безопасности, мелочь, одним словом. Но юному письмоводителю и того хватило. Старунов описал свой день в подробностях, как прибежал в приказ мужик в тулупе, сказывал, пристав у проклятой усадьбы повесился, как поехали туда Давилов с ним, Иваном, как рыдать начал еще в санях, увидев болтающееся на суку тело.

Тут младший чин начал размазывать по щекам свежие слезы.

— Дядька Евсей велел мужикам на дерево лезть, веревку резать. Мы покойника в рогожку завернули да в приказ отвезли.

— Дознание проводили?

— Какое еще дознание? Все и так понятно, Степан Фомич, — Старунов сглотнул, — от бесчестья руки на себя наложил. Он ведь не простой мужик был, из благородных, офицер, хоть чипа и невысокого. Давилов так и сказал нам: давайте-де, ребяты, пристава нашего имя трепать не будем.

Волков подумал, что от бесчестья в Берендии пулю себе в лоб пускают, а не на сук лезут, тем более оружие при Блохине было, но озвучивать мыслей не стал, спросил с отеческой лаской:

— В чем же бесчестие, Ванечка?

Старунов поднял на него заплаканные глаза, зрачки были янтарного цвета, протяжно всхлипнул.

— Огромные деньжищи нашему приставу предложили, он не устоял, честью поступился. А исправить уже ничего не смог.

— Деньги нашли?

— Не искали даже, чтоб позор не множить. Записали в рапорт: руки на себя наложил от рассудка помутнения.

Волков пружинно поднялся, приоткрыл оконную створку, чтоб развеять кабинетную духоту, щелкнул по навершию трости.

— На револьвере гравировка «НБ». Как подругу Блохина звали?

— Подругу? — Оживившийся от свежего воздуха младший чин сально улыбнулся. — Да обычно — Зизи, Мими, Жужу, как там еще девиц беспутных прозывают. Ходок наш пристав был именно по этой части. Еженедельно в бордель наведывался.

Уточнив название заведения, Григорий Ильич подчиненного отпустил.

Над головою все еще грохотали, работа в квартире шла полным ходом. Надев пальто, Волков покинул приказ и отправился обедать.

Полученная информация сортировалась автоматически, не требуя сосредоточенного внимания.