Незваный гость

— Невероятное стечение обстоятельств, — обрадовался Волков и положил на стол конверт в золоченых завитушках. — Интересующий вас купец Бобруйский нынче вечером прием в честь возвращения устраивает, и я на него зван.

— Возьмите меня, — молитвенно сложила я руки у груди, — там наверняка все богатеи местные будут, заодно и невесту новообретенную обществу предъявите.

Григорий Ильич посмотрел с сомнением.

— Успеют ли до вечера местные модистки с подгонкой платья?

— Обновок мне не нужно, — фыркнула я, — поверьте, стыдиться своей дамы вам не придется.

Договорившись, что Григорий Ильич заедет за мной на Архиерейскую в девятом часу (приглашали на восемь, но даже я знала, что являться вовремя на такие мероприятия моветон) и что опознание злодеев арестованных переносится на завтра, мы попрощались.

Волков проводил меня к выходу, облобызал перчатку и открыл дверь.

— До скорой встречи, Ева.

Ева? Меня сперва передернуло, а после я подумала, что хоть груздем пусть зовет, только в лукошко не засовывает. Ева так Ева.

Грегори был зол. Рыжая идиотка бесила его до невозможности. Она не считывалась, вела себя нелепо, неправильно реагировала на соблазнение, да еще, кажется, приносила неудачу. Расслабляющий морок из тросточки Волков выпустил еще у входа в ресторацию, переждал положенное время, чтобы барышня за столиком расслабилась, и задал вопрос. Впустую. Чертовка не ответила, только стреляла глазищами с идиотическим кокетством, губки обиженно надувала. Сглазила! Трость упала, повредив свое драгоценное навершие. Нелепая случайность. Ценнейший артефакт пришел в негодность. Нужно его чинить и, разумеется, не силами местечковых шарлатанов. Орден Мерлина этим займется, но для этого Волкову придется сызнова впадать в болезненный чародейский сон, при этом довольно длительный. Прошлая починка стоила ему шестидесяти часов жизни. Сколько займет эта? Неделю? И что его ждет после пробуждения? Руины уездного Крыжовеня и рыжая демоница, скачущая по обломкам? С нее станется, с этой ее неженской напористостью. Нет, починку артефакта придется отложить на неопределенное время.

Приладив кое-как набалдашник, Волков попытался взять себя в руки, он неторопливо закончил завтрак, заказал еще кофе. Напиток был гадким. Гадкой была и барышня Попович. Она не отвечала на ухаживания. Грегори все делал правильно, прощупывал границы интимной ее зоны, прикасался к локотку, подстраивался к дыханию и темпу речи. Но в зеленых глазах объекта читал не разгорающийся интерес вожделения, а веселое удивление. Отчего она холодна? Темперамент? Волков фыркнул в чашку. Темперамент у Евангелины Романовны отменный, любой неклюдской танцорке сто очков вперед даст, достаточно бредни ее полуночные в приказе припомнить, да с какой страстью она с поцелуями лезла. Сдерживается? Для Семушки себя бережет? Цену набивает? От платья отказалась. А Григорий Ильич, грешным делом, уже предвкушал несколько приятных часов в тесной салонной примерочной, разговорчики вроде ни о чем, но нежную дружбу укрепляющие. Ладно, никуда эта кокетка не денется, и цену свою обозначит, и сдастся на милость победителя. Семушке придется поделиться.

Расплатившись с официантом и получив заверение, что завтра специально для него бритскую овсянку повар изготовит, Волков вышел из ресторации.

Если барышня Попович желает с ним в деловые отношения играть, он готов. Только вот правила игры изучить придется.

Он прогулялся по площади, выяснил у постового, где находится городская библиотека, и отправился туда. Парнишка-служащий, по виду студентик, сообщил господину приставу, что подшивки столичных газет у них имеются, только не «Чижик-пыжик» упомянутый, а…

— Несите, что есть, — перебил Григорий Ильич и устроился в читальном зале.

«Мокошьградский вестник» за прошлый год информацией его не обогатил. Волков посвятил пролистыванию около получаса, и уже собирался признать поражение, когда библиотекарь, скользя войлочными подошвами туфель, подошел к его столу.

— Извольте, господин пристав, — положил он перед Волковым пухлую, оклеенную цветами и купидонами папку, — знакомая одна «Чижика-пыжика» обожает, я расстарался, для вас одолжил.

— Благодарю.

Парнишка помялся.

— Старунов я, Павел, вашего приказного письмоводителя брат.

Григорий Ильич кивнул, прослеживая в чертах библиотекаря фамильное сходство с подчиненным, тот же скошенный подбородок и близко поставленные серые глаза.

— Я это… — Старунов Павел поправил на переносице проволочные очки. — Ежели будет в вашем присутствии какая вакансия, вы уж про меня…

Волков пообещал. Просто чтоб его наконец оставили одного.