Незваный гость. Поединок

— Сколько это, десятину?

— Десятую часть заработка...

— У вас, наверное, деньги лишние?

— У кого они, товарищ Иванов, лишние?.. Вера требует.

— На какие же нужды?

— Это вы спросите брата Иосифа. Может, он и скажет...

В коридоре раздался стук — кто-то из запоздавших колотил в дверь.

— Я пойду? — робко спросила Мария Ивановна.

В душе я ругнул человека, который неожиданно оборвал нашу беседу.

...Утром у меня состоялся еще более интересный разговор. Едва я успел расположиться за столом, чтобы на свежую голову перечитать протоколы допроса свидетелей, как услышал из-за двери робкое: «Можно?» Упитанный молодой человек в хорошем костюме нерешительно перешагнул порог. Посетитель мне не понравился. Бородка и волосы были как у стиляги, выражение глаз — преподлое, смотреть в них было неприятно. Я пригласил присесть, спросил, по какому он делу.

— Поговорить к вам... — Молодой человек стал мять в руках коричневую шляпу, сам глядел на угол письменного стола, где ничего не лежало. Странный тип. Да и не так молод он был, как показалось с первого раза. Молодил его румянец да юношеская бороденка, смешная и жалкая. А вот у глаз морщинки, тени.

— Слушаю вас.

— Видите ли, я... служитель культа. Настоятель местной церкви священник Коротков.

Поп! Первый раз в жизни приходилось разговаривать с человеком столь редкой и неприятной профессии. Невольно мне вспомнились карикатуры на попов. Нет, этот поп был другой. По облику его можно принять за художника-модерниста.

— Сколько вам лет?

— Тридцать шесть.

Вот тебе и молодой человек! Наверно, живется батюшке неплохо. Как бы угадав мои мысли, Коротков оправдался:

— Жизнь веду праведную, не пью, не курю, обязанностями не перегружен, а общественной работы не несу.

Он еще острил!.. Как его называть? Гражданин? Товарищ? Просто Коротков? По имени-отчеству?..

— Семья есть? — спрашиваю.

— Как же! Жена (заметьте: не матушка!), дети. Трое...

— И давно вы?..

— В пятьдесят пятом закончил духовную семинарию. И вот с того времени... А в Белогорске три года.

— Жена работает?

— Нет. С третьего курса медицинского за меня вышла. И не окончила.

— Так это вы звоните: клям-клям-клям?..

— Да! Колокол треснул, а новый — где возьмешь?..

Помолчали.

— Что же вы хотели сказать? — спросил я.

— Желаю списочек передать. — Коротков достал из кармана тетрадь. — Здесь у меня все сектанты Шомрина наперечет. С адресами.

— Нет, батюшка, список мне не нужен. Я преступление расследую, а не религиозную деятельность секты, — говорю ему.

Коротков будто удивился:

— Вот как!.. А мы с Шомриным идейные враги.

— А может быть, идейные братья? — уколол я батюшку.

— Нет, враги, товарищ Иванов. Он проводит изуверскую деятельность, а я служу по правилам, официально установленным церковью. Он фанатик, я же...

— Он верит во второе пришествие Христа, вы верите...

— Откуда вы знаете, что я верю? — вдруг ощетинился Коротков, пряча тетрадку. — А если не верю?

Задело попа за живое!

— Тогда уходите из церкви, работайте как все.

— А кто меня примет на работу? По специальности я агроном, сельскохозяйственный техникум окончил...

— Как же вы попали в семинарию?

— Ка-ак? Бывают в жизни крутые повороты. Короче сказать — сидел я за кражу зерна. Познакомился там с одним подлецом, он и сосватал меня в семинарию. Я вначале ему не верил, что прямо из тюрьмы можно идти в семинарию, а когда меня приняли, то увидел, что и другие семинаристы с подмоченной репутацией. И кого только не было! Вот, думаю, попал. А отступать некуда. Так и закончил... Словом, агрономом меня не возьмут, конечно. Да и сам я не пойду — одни нарекания будут. А землекопом идти, признаюсь, страшновато. Отвык от физического труда. Мне бы должность бухгалтера в какой-либо артелишке. Я ведь за заработком на первых порах не погонюсь. Есть сбережения...

Культурный поп, нечего сказать!

— Приходится о детишках подумать, — продолжал Коротков. — Им-то при коммунизме жить. Каково будет в анкетах писать: отец — священник. Стыд. Не оправдаешься.

Коротков спохватился, извинился, что отнял у меня столько времени, и встал.

— Не приглашаю к себе: знаю, что не придете, — сказал он, протягивая мне руку.

— А может быть, и приду. — Я засмеялся.

— Не верю, — твердо сказал Коротков. — Нашего брата обходят. — Он поклонился и скрылся за дверью.

Весь день я работал под впечатлением разговора с Коротковым. Этот поп вызвал новые размышления. Заподозрить его в неискренности было нельзя. К своим выводам он пришел без всякого влияния извне. Вернее, на него влияла сама жизнь, и вот у него заговорили совесть и, конечно, беспокойство за будущность детей. В самом деле, как они отнесутся к отцу — попу, когда вырастут? Беспокойство Короткова я понимал. Я не простил бы своему отцу, если бы он был служителем церкви. Я не уважал бы его.