— Я читала как-то, что один среди вас — это девушка, — радостно подтвердила я его слова. — Это бурно в Интернете года три назад обсуждали. Флеймы были дикие, хейтирили все и сразу, — я захихикала, вспомнив, как смеялась с комментариев. Сейчас, правда, меня это все не волновало, но одно время я все время мониторила информацию о любимых группах — «Лордах», «На краю» и еще о парочке. Сейчас куда более важной казалась музыка, нежели ее исполнители. Хотя, не спорю, то, что любимый музыкант был в одной квартире со мной — поражало, вдохновляло, подбрасывало вверх, закручивало в воздухе и… И это было просто нереально круто — вот так просто с ним разговаривать.
— М-м-м, даже так? И как ты думаешь, это правдивая информация? — посмотрел мне прямо в глаза молодой человек. Я пожала плечами и сладко потянулась.
— Глупости, конечно.
Он улыбнулся. Так, наверное, могла бы улыбнуться кошка, если умела. И было в этой улыбке что-то настолько коварное, что у меня брови вверх поползли. Я на мгновение замерла с поднятыми рукам, а после резко их опустила и подалась вперед.
— Что? Да ты шутишь! — заявила я и рассмеялась, погрозив пальцем. — Я на это не поведусь!
Он только пожал плечами.
— Эй-эй, я же ваша фанатка, зачем меня так пугать?!
— Мне так нравится твоя эмоциональность, — невпопад произнес гость. — Очень тепло.
— В смысле тепло — это я угадала? — вспомнила я известную игру «Тепло — холодно».
— В смысле от тебя, как и от огня идет тепло, — вывернул все наизнанку музыкант. — И спасибо, — вдруг добавил он.
Головастики зачесали головы, не понимая, почему их хозяйку благодарят.
— За что? — удивилась я.
— За то, что Дэн так улыбается, — серьезно отозвался Кезон. А я не знала, что ответить ему. Просто сама улыбнулась и пожала плечами. Так само получается — ну, что у Дэна такая улыбка.
— Меня обсуждаете? — как раз вернулся в комнату Смерчинский, держа в руке фотоальбом — большой, тяжелый, темно-вишневого благородного цвета и с золотым теснением. В таких обычно хранят старые и ценные семейные фотографии — под тонкой прозрачной пленкой. А с ними вместе — и воспоминания.
— Меня, — отозвался его друг. — Ты же знаешь, люблю поговорить о себе, пока тебя рядом нет. Каюсь, моя слабость.
— Твой эгоизм — твоя слабость, — беззлобно хмыкнул Денис.
— Это его любимый прикол, — объяснила я Кириллу. — Каждый раз, когда он уходит и возвращается, задает это вопрос. Денис, это вообще несмешная шутка.
— Это не шутка, это традиция. Каждой молодой семье нужна традиция, — заявил, ничуть не смутившись, Смерчик и, сев рядом, потрепал за щеку. Я изловчилась и укусила его — легонько, конечно, зато мне стало приятно — люблю я кусаться, когда эмоции накрывают с головой.
— Твоя традиция — раздражать меня, — проворчала я. Второй раз цапнуть не получилось — Дэн оказался проворнее и играючи поймал мои руки в захват. Пинать его ногой при госте было как-то неудобно.
— Сильно? — полюбопытствовал темноволосый парень.
— Бывают ли смерчи слабыми? — вопросом на вопрос отвечала я, оставив попытки освободить запястья из его пальцев, и улеглась на диван, положив голову ему на колени. Денис мог быть отличной подушкой. Правда, то же самое он говорил и обо мне.
— Вы нравитесь мне все больше и больше, — заявил гость.
Мы с Денисом только переглянулись и отчего-то рассмеялись.
— Да, обещанное, — раскрыл альбом Смерчинский прямо над моим лицом. Пришлось встать — любопытство, как и всегда, не дало мне покоя.
— Альбом взял дома, обещая вернуть в целости и сохранности, — пояснил Дэн, открывая нужную страницу. Фотографий в их семье всегда было очень много — они и лежали в альбомах, рассматривать которых раз в год под Рождество стало домашней уютной традицией, и в стильных рамках висели на стенах в большом доме родителей Дениса. Лера — мачеха Дэна, ставшая ему матерью, считала, что нельзя предавать прошлое забвению. Впрочем, мне показалось даже как-то что так она пытается загладить свою вину перед приемным сыном и самой собой…
— А вот и компромат, друзья, — объявил Дэн.
Пара секунд — и с огромным интересом Кезон и я рассматривали несколько старых цветных фотографий, на которых были изображены дети, сидящие за столиком с горой всяких вкусностей в чьей-то детской комнате: пять мальчиков и одна девочка.
И все-таки меня посвятили в их прошлое.
— И что я должен делать с этими… детьми?
Синие прищуренные глаза, принадлежащие хмурому мальчишке лет десяти, с огромной неприязнью глядели сквозь стекла очков на сидящих за низким детским столом ребят в праздничных колпаках. Перед ними высился шоколадный торт в форме большого медведя, много сладостей, фрукты, соки и даже детское шампанское — просто пир!
Один из мальчишек — прехорошенький, синеглазый и черноволосый что-то весело рассказывал. Трое других его внимательно слушали, что-то жуя: настороженная девочка с острыми ушками и раскосыми карими глазами и два мальчика — один крепко сбитый, с насупленными темными бровями и щечками-яблочками, а второй — худенький, высокий для своих лет, но миленький, со светлыми волосами и точно такими же бровями и ресницами.