Незваный, но желанный

За алтарем клубилось янтарное чародейское марево. Я отпустила локоть Герочки и остановилась. Мужчины продолжали движение, будто прилипнув к посоху. Зрелище выходило презабавное. Ризоносец то появлялся, то пропадал, скрытый идущими фигурами. Фараония, заметив мое отсутствие, позвала встревоженно:

— Гелюшка, нельзя, увязнешь!

Я посмотрела вниз, пронзительно завизжала и припустила к алтарю со всех ног. Увязать в том, что представляло собой пол в поганом упырьем храме, не хотелось абсолютно. Это было похоже на свежую требуху, или несвежую, не суть, но явно не приготовленную, а сырую. Мамочки!

На приличной крейсерской скорости обогнув троицу спутников, я вскочила на ступеньку алтарного подножия. «Забавно здесь пространство изогнулось. Мужик с рогами стоит еще выше, однако из прохода его фигуру скрывали от меня Квашнина со товарищи. Что это значит? Что низ здесь — это верх и алтарь на самом деле находится в углублении. Перфектно, Попович, эта бесценная информация — именно то, что тебе нужно! Да любая пригодится, лишь бы от подступающей паники отвлечь. Спокойно, Геля, дыши. Воняет-то как. А чего ты хотела? Представь, что у мясника обыск совершаешь. У мясника-неряхи, на него именно за небрежение донос настрочили, он тухлятиной торговал. В этой самой шапке, а передник у него под ризой».

— Что ты там бормочешь? — спросил воображаемый мясник.

Я подняла голову. Лучше бы этого не делала. Ну и рожа! В жизни у него бы мяса не купила. Вообще мяса больше не куплю. Пусть Крестовский мне жалованье увеличивает, буду исключительно в ресторациях питаться. А еще членство в наимоднейшем вегетарьянском клубе оформлю.

Взвизгнув по случаю, я отвернулась, наблюдая, как спутники мои преодолевают последние аршины требухи. Прикоснувшись задом к ступеньке, Фараония выдернула артефакт и, задрав неприлично ногу, взобралась наверх. Герочка ее опередил, запрыгнул козленочком, присел у моих ног с видом комнатной собачки. Хуже всех пришлось Давилову, он попытался, кряхтя, подтянуться на руках, но грузное тело мешало. От усилий на граните оставалась глиняная крошка. Чародейка протянула мужику посох, он за него ухватился, повис, дождался, пока Фараония сплетет руну, и вознесся, будто выдернутый из пруда жирный карась. «Рыбы тоже есть не буду, хотя устав вегетарьянский, кажется, позволяет. Так чем тогда питаться? Ватрушками с расстегаями? Тебя с этой диеты разнесет, Попович, за считаные месяцы. От ватрушки, кстати, я бы сейчас не отказалась».

— Ну вот, Гелюшка, — сказала Квашнина, — этого господина зовут Асмодеус, ему тебе поклясться надобно.

— Приблизься, — громыхнул тот, — и назови свое мирское имя.

Отодвинув ногою Зябликова, я преодолела оставшиеся ступени, встала напротив упыря и представилась:

— Надворный советник Попович, мокошьградского чародейского приказа сыскарь. А я вас еще на вокзале запомнила, когда вы меня из Крыжовеня провожали, цилиндр на вас был и воротник бобровый, и лицо. То есть последнего побольше было, прям и щека была, и зубы сквозь эту вашу дырищу не просматривались, и нос орлиный такой. Давно гниете? Лет пять?

Чародейское марево немного просвечивало, за ним угадывалась обстановка приличной гостиной, стол, кресла, фигуры, в этих креслах сидящие. Семен? Так просто и не разглядишь. Сколько до него? Может, аршина два, а может, версты, это уж как повезет. Прыгнуть? Я скосила глаза на Зябликова, он стоял на коленях, покачиваясь из стороны в сторону, мало что соображая от ужаса. Фараония держала посох у груди, может, от атак магических меня прикрывала, Евсей же Харитонович щурился, пытаясь, как и я незадолго, проникнуть взором за янтарную завесу.

— Ты безумна? — предположил после паузы Асмодеус без пафосных уже завываний. — Умишком повредилась?

— Чего? — Риза у него была новенькая, с иголочки, парча, тиснение, жемчуга, а выше я глаз не поднимала. — А, нет… То есть, может, и повредилась по ходу дела, но пока этого не замечаю. Вас болтливость моя чрезмерная удивляет? Так от нервов, от них, зловредных. С нами, барышнями, ведь как: углядим чего противное, это я сейчас не о вашем, господин Асмодеус, обличье, а в общем… — Запнувшись, я поморщилась и предположила плаксиво: — Меняться с нами вы не будете? Мани Бобруйской за тело пристава не отдадите?

Упырь расхохотался, жемчужное шитье пошло волнами.

— Тебе, Попович, торговаться со мною нечем!

За спиною ахнула Квашнина:

— Что значит — нечем? Ты, свиристелка, посмел зарок нарушить и гроб с покойником выкопать?

«Свиристелки» у нее были всегда разные, но одинаково неприличные. Эта конкретно указывала на крайнее легкомыслие упырьей маменьки в выборе постельных партнеров. Ответа чародейка дожидаться не стала: грюкнуло, свистнуло, жемчужные горошины ризы брызнули во все стороны, Асмодеуса сбило с ног.

— Ногу его держи, Геродот! — прокричала я и прыгнула к янтарной завесе, оттолкнувшись ногами от алтарного постамента.

Прорвусь, смогу. Потому что не чародейка ни разу, потому что перехлест этот мудреный только на владеющих силою действует. А простецы вроде меня…

— Геля! — вопила Фараония. — Куда, бешеная?