Незыблемая истина

Совращаешь вдохновением устои

И глядишь, как постоянство прозябает

Под искусством с ахиллесовой пятою,

Что с небес перепевает песни мая.

Мылят шею высям сдвинутые птицы

На мотиве от улёта до прилёта,

И не можешь с бытовухою ужиться,

Всё торопишься по следу самолёта

Разглядеть на расстоянии любови,

Перекраивая серый предзакатно,

Чтобы впору чувству, жаждущему крови,

Чтоб не впору на шинельку для солдата,

Так не вымуштрует быт, когда не в форме,

А расхлябанно, небрежно, бестолково,

Ты невольником по выдуманной воле

Перекатываешь сорванное слово,

С этих губ, оттарабанивших созвучья,

С пришлых нот, не по сезону эти ноты,

Те, что слева всё канючат да канючат,

Но возвышенно и вечно отчего-то.

***

В этом воздухе томном и вязком,

От интрижки ночных потеплений,

Городские ослабились связки

И согнулись коленями тени.

Полушёпотом и полусловом

Беглый снег – перелётчик из тучи –

Покрывал всё ушедшее новым,

Чистым, белым и кажуще лучшим.

Млечный тёк по вершинам тернистым,

Огибая колючие звёзды…

Пыл неона был слишком неистов,

Настроением праздничным создан.

В чехарде навесных декораций,

С яркой кривдой мелькания света,

В этот вечер неясных простраций

Вышел слог о тебе неодетым,

Неприкрытым помпезностью речи,

Оголённым желанием ночи,

Чтоб обнять недоступные плечи,

Чтобы большее нам напророчить.

***

Я нарезала вечные круги

По постоянству замкнутого круга,

По жизненным горам драматургий

И по полям, когда бывало туго.

Поэзия… всё было ей к лицу –

Рвалась на небо, падала на плаху.

Подать глагол к парадному крыльцу

И ожидать, и умирать со страху,

В убористом шептании ночи,

Которая нежна невнятной речью

И тучами посчитанных овчин.

Я находила что-то человечье

В неприручённой звёздной высоте,

Перебирая сны, богов и блики.

Молилась до рассвета не за тех.

О, русский мой! Могучий и великий,

Как многолик твой вдохновенный свет,

По перегибу чувственного слова,

Когда летишь на сказанное нет,

Как на магнит оставленного крова,

На пустоту на пике вышины,

Чтоб задержать мгновение полёта

В той точке, где метанья прощены,

Где грех любви стихами отработан.

***

Загубишь на корню философическом

Мыслительно-бесчувственные выкладки.

Заголосишь в полёте элегическом

О чём-то против умственной политики.

Наперекор отмеренно-отрезному,

Порвёшь неровным жизненную статику.

И увеличишь звучное диезами,

Перепевая давнюю романтику,

На тот мотив, который бьётся жилками,

Не замыкая круг свободной вечности.

И запестрит заоблачными ссылками

Весна-красна на улице Заречная,

В любую ткнёшь – навылет к небу с музыкой,

Умалишённо-сладостной гармонии,

И соловьи с вечерней атрибутикой

Заполонят обыденные хроники.

Потрепыхайся в радостном созвучии,

Поистекай высокими мгновеньями,

Быть может, это всё, что будет лучшее

В твоём забытом богом воскресении.

***

Отточишь слог по воле провидения,

Черкаешь барахло стихотворения

Из скарба уплывающего дня.

Течёт река безвременья весеннего

По рифам лет, справляющих рождение,

На старость подавая бытия.

На бедность уходящему и юному

Посверкивают звёзды полоумные

И падают, позолотив рассвет.

А может, просто нужно отмирание,

Кому-то нужно звёздное сгорание,

Чтоб ярче солнце жгло про мой тибет.

И режу строчки на клочки беспрозово,

Чтоб новый свет фламинговый и розовый

Кровил на вдохновенье всех светил,

Которые как всё перерождаются,

Пока вопрос любовный поднимается,

Во славу бывших спин и новых крыл.

Давай ударим по рукам

На горе приземлённым дуракам

И сгинем высоко неприземлённо.

Пускай считаются года –

Не рассчитать им никогда

Рождение и смерть, где время оно

Приходит с философией извне,

В который раз пророча о весне,

Расцвет и отцветание по кругу.

А мы лапшу навешаем стишков

И нацарапаем новейших слов,

Чтоб оживить вселенскую округу.

Где старый мир в разрезах новизны

Отпустит кровь застоя и луны

И обновит мороки и печали

До радостей лазурной глубины,

До мели туч дождливой ширины,

До высоты божественных молчаний.

***

Всему есть предел. Ощущеньем предела

Неблизкая птица по краю летела,

И цвет преломлялся от медленных взмахов,

А солнце садилось – закатной рубахой

Делилось со всеми, лучи напоследок

Хватались за тучи с неистовством деток,

Моргали, искрились, но всё ж пропадали

Тем пропадом тёмным, тем пропадом дальним,

В котором дневное плыло запределье,

С заходом в вечерние томные мели,

И всё исчезало ремарками ночи,

А я углублюсь, если только захочешь,

В тот маркий закат на сукровице неба,

В котором предел сновиденческих мне бы,

По мякоти туч, где раздолье и точка,

Куда как в воронку лазури сорочка

Утянется сумраком, где разглядишь

Мираж исчезающий пройденных крыш,

За сдвинутым напрочь житья чердаком

Окажется новый судьбы перелом,

И пусть, незаживший, он скрасит года,

Как новых нахлынувших красок орда,

Стекая с палитры олдскульного света

В раздетые мысли о будущем лете.

***

Не приведи мне выгореть дотла

В костре от инквизиций прозы,

Пускай идут построчные обозы,

Чем старая сожжённая ветла,

Где в сучьях узловатых цвета нет,

И ствол как перст, что указует жизни,

Скрипит от ветра вечной укоризной

О том, что ввысь – не оберёшься бед.

Пусть где-то в сердцевине – рифмота

Пульсирует созвучной сечью,

Брюзжит ли дождь на пару длинной речью,

Но не собьёт ни строчки, ни креста

Неопалимого в огне, во мне,