— Чудесно, — искренне произнесла Иоланта. — С тех пор как мы проснулись в пустыне, у нас не было ничего съестного, кроме питательных батончиков. Чего бы я сейчас только ни отдала за один хороший завтрак у миссис Долиш.
Кашкари задумчиво жевал.
— Живя у миссис Долиш, я все ждал насыщенного важными событиями будущего. Теперь же оно наступило, и я тоскую по скучным денькам, когда самым увлекательным событием были периодические скачки в Лондон или на побережье Западного Суссекса для прогулки у моря.
Тит уже покончил с одним пирожком и принялся за следующий — Иоланта не помнила, чтобы он когда-нибудь так быстро ел.
— Я скучаю по гребле, — сказал он. — Как по мне, крикет — игра невразумительная, так что я выбрал греблю. Сначала подумал, что это лишь немногим менее бестолковый вид спорта. А потом оказалось, что когда я гребу, то сосредотачиваюсь только на своем дыхании и общем ритме — и больше никаких мыслей в голове.
Наверное, приятная передышка от жестоких ударов судьбы.
В летнем семестре игроки в крикет иногда спускались к реке и подтрунивали над гребцами. Иоланта представила себе четырехместную байдарку, несущуюся по течению Темзы; зрителям видны только спины гребцов и лопасти их весел, идеально ровной линией в унисон рассекающие воду.
Иола, как и любой игрок в крикет, была ярым критиком, пренебрежительно отзывающимся о спортивной форме, скорости и мужественности гребцов. Обычно Тит не обращал на подобные насмешки внимания, как и полагается столь величественной персоне, но однажды — всего один разок — он опустил весло и продемонстрировал любителям крикета непристойный жест.
Те в свою очередь решили, что издевательская миссия удалась на славу.
— Мне не хватает Купера, — призналась Иоланта. — Я скучаю по ним всем. Скучаю по картинам с видами Бечуаналенда в моей комнате. Они навевают ностальгию, хотя я в жизни не была рядом с Калахари.
В их теплом укрытии воцарилась тишина. Тит наблюдал за огнем. Кашкари разглядывал песок у себя под ногами. Сфера с кипятком окрасилась в прозрачный красновато-коричневый цвет, и Иола направила чай в бурдюки.
Затем выдохнула и заговорила о еще одной потере:
— И я очень скучаю по Уинтервейлу. Он хотел бы быть здесь, с нами, и наслаждался бы каждой минутой.
Кашкари поднял голову:
— Ты вроде видела его последней?
Говоря «его», Кашкари имел в виду настоящего Уинтервейла, до того как он превратился в марионетку Лиходея.
— Да, видела, в день первой тренировки двадцати двух. Мать позвала его домой, и он сразу вспомнил, что портал в шкафу в его комнате больше не работает, и переживал, сколько же времени уйдет на путешествие обычным, немагическим транспортом. — Иоланта подула на поднимающийся от бурдюка пар. — Самое обыкновенное расставание. Никогда бы ничего и не подумала.
— Я последний раз видел его за ужином, — вспомнил Тит. — Они с Сазерлендом обсуждали поездку в Норфолк.
В Норфолке Уинтервейл и присоединился к остальным, но к тому времени уже не контролировал собственное тело.
— Я последний раз видел его еще раньше, — сказал Кашкари, — перед своим отъездом из Англии после летнего семестра. Мы пожали руки, прежде чем спуститься с лестницы в пансионе миссис Долиш, и он сказал, что следующий семестр будет лучшим.
Тит вздохнул и поднял свой бурдюк:
— За Уинтервейла — прекрасного друга и хорошего человека. Мы всегда, всегда будем вспоминать его с любовью.
— За Уинтервейла, — поддержали тост Иоланта и Кашкари.
Оба юноши моргнули и резко посмотрели вверх. Иоланта слез не сдерживала, просто промокнула уголки глаз.
В молчании они доели оставшиеся пирожки.
* * *
— Ну, и куда мы направляемся? — спросил Кашкари.
Огонь всколыхнулся, разбрасывая искры.
В их песчаном укрытии не было сквозняка. Не было ничего, что, двигаясь, могло заставить дрожать языки пламени. Вспышки порождал маг стихий, управлявший огнем и, вероятно, ослабивший концентрацию.
Тит посмотрел на Фэрфакс. Впалые щеки, под глазами темные круги. Она всегда уверенно заявляла, мол, все в порядке и последние дни ей хватало времени на необходимый отдых, ведь она много спала под действием панацеи. Вот только забывала добавить, что чуть не умерла, пересекая круг крови, и что этот сон был не ленивой прихотью, а борьбой организма за выживание.
Фэрфакс повернулась к Кашкари:
— Мы идем в Атлантиду.
Так они и собирались поступить с самого начала, но от этих слов по спине Тита побежали мурашки.
Кашкари стиснул свой бурдюк:
— Я так и думал.
— Тебе необязательно идти с нами, если не хочешь. Твои здешние друзья тоже обрадуются помощи.
Он поглядел на запад, хотя ничего, кроме отсвета костра и тени Тита на песчаной стене, не увидел.
— Я хочу пойти с вами, — произнес тихо. — Может, это и бред — надеяться, будто от меня будет какой-то толк, но все ж лучше, чем просто сидеть, убеждая себя в обратном. Если не пытаться — ничего никогда не изменится.
— Мы очень благодарны за то, что ты с нами, — удивляясь себе, ответил Тит.