Нф-100: Изобретатель смысла

Как- то ночью зашивал он юрту некоему Ромсену - мужику сварливому и на язык острому. Шил себе, шил, да в темноте уколол палец иглой, а на игле ярь- медянка была: раз - и готово заражение крови. День прошёл, другой - распухла у Дункаса рука, болит невыносимо. Решился он при свете солнца пойти в деревню за помощью, но сторожа, его завидев, велели убираться прочь. Побрёл Дункас обратно в степь, и пекло его там солнце, и хлестал немилосердно дождь, и ветер его сушил, и боль терзала всё сильнее. Стал он впадать в забытье: чудилось ему, будто он прежний Дункас, пусть Неправедный, зато способный за себя постоять, если что. В самом деле, шептал он в бреду, разве не искупил он тяжким трудом и унижениями все свои преступления и беспутства? Отчего же не хотят принять его, почему нет ему прощения? Неужели однажды злодей - злодей навсегда? Для чего тогда лечили его? Для чего всеми правдами и неправдами склоняли к добру? Тот Дункас, старый, хотя бы счастлив был, а новый, улучшенный, ничего, кроме попрёков и оскорблений, не видел, даром, что всем сердцем стремился к жизни нравственной и духовной. Да и разве был тот Дункас так уж плох? Совершил он, верно, много дурного, но и хорошее было, потому что как же хорошему не быть? Бормотал он так, валяясь в канаве, пока не нашли его деревенские мальчишки, и давай колоть, шпынять, да как заденут больную руку! Взревел Дункас, мальчишки - врассыпную, визжат, кривляются, старших зовут.

Прибежали взрослые конгары - кто с чем. Что за переполох? Ах, да тут этот, как его бишь? Ничего, неважно. Окружаем его, братцы, он, видать, совсем бешеный. Трудился, трудился на благо общества, а тут прямо как накатило. Это от неблагодарности всё, я так скажу. Не оценил он нашей жертвы - мы ему, злодею, шанс, а он? Тьфу, и говорить не стоит. Подсечку ему сделайте, он и грохнется. Эх, взяли!

Упал Дункас и ударился о землю бедной своей головой. А конгары айда лупить его со всей мочи - десять палок в щепки разбили, аж умаялись. Смотрят - вроде бы дышит, а вроде бы и нет. Не поймёшь. Отошли от него, стали ждать.

Тут бы ему и умереть, не мучаясь, ан нет - сильно было его тело, и дух был могуч. Пришёл он в себя, и видит: столпились неподалёку конгары - у одного вилы в руках, у другого - топор, третий ведро держит и черпак. Лица у всех растерянные, неуверенные: казалось бы, смерти его ждут, а вглядишься - и совестно им как- то, и неловко.

И вернулась к Дункасу перед смертью ясность ума, и осознал он себя впервые в жизни - до самых глубин души.