Нф-100: Приключения метеоролога

Курил Алексей Исаакович практически беспрерывно, частенько запаливая новую сигарету от предыдущей. Его именем на факультете была даже в шутку названа единица задымленности - один михельсон. Это когда в помещении на высоте один метр висит топор массой в один килограмм. Из скандалов, связанных с бесконечными пьянками и аморалками, урождённый американец не вылезал, был постоянным героем доски приказов о взысканиях и большинства факультетских анекдотов. Но при этом никто лучше Михельсона не мог в полевых условиях организовать работу группы людей любой численности, состава и степени знакомства. Его беспрекословно слушались студенты и аспиранты, раскопщики из вчерашних зэков и степенные доктора наук. Очень примечательная личность!

И почему-то мне вдруг расхотелось ехать домой на каникулы, а появилось острое желание: поближе познакомиться с этим человеком, о котором так часто судачили в факультетских курилках.

- Хорошо, согласен! Каковы дальнейшие действия? - сказал я, как только в Жошином рассказе наступила небольшая пауза.

- Собеседование завтра в десять утра, - сообщил мне довольный "охотник за простофилями"[9], и тут же добавил радостно. - В Формозе.

"Формозой", или "Тайванем", университетский люд именовал пивную, расположенную у самых стен китайского посольства в пяти минутах ходьбы от главного здания МГУ. Чувствовалась, что твердая рука Алексея Исааковича крепко держит бразды правления коллективом.

Наверное, может показаться невероятным, что после окончания летней практики меня снова потянуло в поле[10], да ещё в такой компании, но уж очень скучным и размеренным был последний учебный год. С утра до ночи я занимался лекциями, семинарами да беготнёй по библиотекам, а потому был полностью лишен развлечений. И вот теперь, когда необходимость в "монашеской" жизни отпала, безалаберную и шебутную половину моей студенческой души неудержимо потянуло в загул. А уж в том, что вся Пущинская экспедиция будет одним сплошным загулом, сомневаться не приходилось...

10.

На следующее утро, ровно в "десять ноль-ноль", я стоял в дверях пивного бара и обшаривал глазами зал. Точность, как известно всему факультету - главное, что Михельсон ценит в людях. Вторым необходимым условием было умение быстро и органично вписаться в "крепко спитый" коллектив.

Где же? А, вот они, голубчики! Ждущая моего прихода комиссия состояла из трех человек. Между вгрызающимся в распотрошенную воблу Жошей и жестикулирующим сигаретой Михельсоном за столиком неподвижной скалой расположился лучший друг Алексея Исааковича и восходящая звезда отечественной гидрологии доктор физико-математических наук Андрей Христофорович Упоров. Лица не видно - стоит спиной к двери, но Упорова и так ни с кем не спутаешь. На первый взгляд, он обычно напоминает одетый по последней моде двустворчатый шкаф. Симпатичный такой шкафчик в расстегнутом бежевом плаще! И это - несмотря на летнюю жару.

Гм... Значит, высокая комиссия не пивом единым мозги промывает. Что ж, да здравствуют приключения! А приключения - это то, что постоянно, как сильнейший магнит, притягивал к себе сын американских эмигрантов. Вот и сейчас он дымил в аккурат под самой табличкой: "За курение в общественном месте штраф 5 рублей". Обычно завсегдатаи, сами иной раз втихомолку "дымящие в рукав", ястребами накидывались на нарушителя и начинали его "клевать", но сейчас они старались устроиться подальше от живописной компании и сделать вид, что ничего не замечают. Уж очень колоритно возлежали по обе стороны от упоровской кружки покрытые коричневыми "рукопашными" мозолями двухпудовые волосатые кувалды. Рядом с ними полулитровая пивная посудина производила впечатление стопарика. Голова доктора наук была слегка наклонена влево к рассказывающему о чем-то Михельсону. Коротко стриженый затылок плавно перетекал в могучую шею и тонул в воротнике плаща.

Верилось с трудом, что семнадцатилетний первокурсник Андрюшенька Упоров был худеньким невзрачным очкариком. В те далекие времена он великолепно играл на фортепьяно и даже выступал с концертами. Но в экспедициях требовались сила и ловкость, и Андрей стал заниматься несколькими видами тяжелой атлетики и силовых единоборств одновременно с тем же фанатизмом, с которым прежде разучивал гаммы. Результат - к тридцати пяти годам при росте сто семьдесят пять сантиметров он весил около ста тридцати килограммов, носил брюки пятьдесят шестого размера и пиджак шестьдесят восьмого, собрал коллекцию кандидатских и мастерских удостоверений в различных видах спорта, имел чёрный пояс по каратэ. Очки Андрей Христофорович надевал теперь только на лекциях, а в обычной жизни обходился без них. На эту тему в прошлогодней факультетской стенгазете появилась даже карикатура с подписью: "У носорога очень плохое зрение, но при такой массе это не его проблемы". Упоров не обижался.