— А какая амфибия?
— Ну вот, опять двадцать пять! — вступился за меня Ромка. — Он же русским языком сказал тебе, что не знает! Да и отку- да ему разбираться в этих рептилиях и амфибиях?
Но для Бори это ровно ничего не значило. Еще в школе ре- бята прозвали его за круглую голову и толстые, немного сви- сающие вниз щеки Бульдогом. Увы, сходство было не только внешнее. Более упорного человека я еще не встречал. Он все брал мертвой бульдожьей хваткой. Студентом университета Боря заболел одной бредовой идеей. Ему во что бы то ни стало за- хотелось собственными глазами увидеть прошлое Земли. Перво- бытный лес древовидных папоротников, мутное меловое болото, юрских ящеров, девонских насекомых. Его не устраивали от- дельные кости и даже целые скелеты, его не волновали отпе- чатки на камнях и кусках угля. Он все хотел увидеть таким, как оно когда-то было. Я думаю, что у него все это началось с фантастического рассказа Ефремова «Тень минувшего». Боря прекрасно понимал, что блестящий вымысел писателя никак не воплотить в реальность, но он ничего не мог с этим поделать — его не оставляла грызущая и точащая зависть. Он завидовал героям рассказа. Завидовал и мечтал.
И он додумался. Бульдожья хватка помогла. Боря начал ис- кать янтарь. Ему нужны были насекомые, древние мошки, кото- рые когда-то увязли в липкой смоле. Эта смола, попав в море, превратилась в янтарь. Так Борис сделался ловцом янтаря. Он даже отпуск провел на Рижском взморье в поисках выброшенного прибоем янтаря. Более того, он обегал все ювелирные магази- ны. Денег у него не было, и купить там что-нибудь он не мог. Поэтому он часами простаивал у витрин, пожирая глазами эле- гантные мундштуки и браслеты.
— Если хотите понравиться Боре, — говорили его друзья знакомым девушкам, — надевайте при встрече с ним янтарные бусы. Не отойдет. И даже провожать увяжется.
Но только в одном на тысячу желтых и медово-красных ку- сочков древней смолы он находил то, что искал, — насекомое с неповрежденными глазами. С величайшей осторожностью Бульдог извлекал драгоценную добычу и помещал под микроскоп. Он ис- кал на глазном пурпуре насекомых отпечатки когда-то увиден- ных ими картин древнего мира. Он пытался увидеть прошлое глазами мертвых. Ничего путного из этого, конечно, не вышло. Лишь однажды Боря получил микроснимок какой-то сетки, в каж- дой ячейке которой был виден один и тот же древовидный папо- ротник. Вот и все, что навеки отпечаталось в фасеточных гла- зах какой-то древней мухи. Я считаю, что Бульдог потерял время зря, и не придаю особого значения этой его работе. Упомянул я о ней лишь потому, что она дает представление о характере Бориса. Именно своей мертвой хваткой он вцепился в меня, когда узнал, что я уезжаю на заповедные займища Сор- донгноха. План его, как всегда, был прост, прямолинеен и рассчитан на случайность, которую он, Бульдог, почему-то считал закономерностью.
— Слушай, ты, — говорил он мне, — если до наших дней на Сордонгнохском плато уцелели какие-то остатки древней флоры — я имею в виду красный мох, — то мы вправе ожидать интерес- ных, совершенно ошеломительных находок. Так?
— Ну, так, — нехотя отвечал я, — а что дальше?
— Ты туда едешь, ты там начальник, а я палеонтолог, поэ- тому ты должен взять меня с собой. Я буду делать все. Я умею даже варить обеды.
Отказывать было бы бессмысленно. Сейчас мне иногда даже начинает казаться, что он предвидел эту встречу с сордонг- нохским чертом. С него станется!
Такой это тип. Он настолько упрям и прямолинеен, что даже удачи его можно объяснить усталостью природы, которой время от времени надоедает бульдожья хватка. То, что само не дает- ся в руки, он вырвет зубами.
Пожалуй, хватит о Бульдоге. Он вызывает во мне уважение и раздражение одновременно. Вот почему я, уже раз начав о нем говорить, не могу сразу остановиться. Если бы кто знал, как он надоел своими идиотскими расспросами о черте! Он, как клещами, хочет вырвать у меня то, чего я сам не знаю. И кто ведает, может быть, ему это удастся… С него станется.
Четвертого участника мне тоже навязали. Вернее, не навя- зали, а как бы это точнее сказать… Борьку я взял сам (поп- робовал бы я его не взять!), а за биохимика Артура Положен- цева замолвил слово мой непосредственный шеф. Опять-таки, попробуй отказать!
Я тогда здорово удивился. Этот Положенцев — малый с при- чудами. Ему тридцать два года, и он уже профессор. Но ведет себя как мальчишка, начитавшийся приключений: вместо отдыха где-нибудь в горах или на море он увязался в экспедицию на болото. Зачем, спрашивается? Я ему тогда прямо сказал:
«Знаете ли вы, что вам придется выполнять зачастую самую неквалифицированную работу? Людей у меня мало».
«Знаю, — ответил он, поправляя очки, — только здоровее буду».
«Ну смотрите… Мое дело предупредить, чтобы потом не жа- лели».