НФ: Альманах научной фантастики. Вып. 5 (1966)

Кругом было много красивых женщин. Я не умел смотреть на них просто, как смотрят на дома и деревья. Делалось как-то стыдно. Я тоже разделся и лег на спину. Синело небо далекое и чистое. Точно не было зловещей асфальтовой завесы на горизонте. Но чайки кричали тревожно, и у самой земли проносились ласточки, и морские блохи прыгали по песку. Гроза приближалась, и никто не мог отвратить ее. Так и война. Конечно, Криш назвал бы сравнение банальным. Но я еще не научился оживлять галатей и думал, как все. Это на бумаге сравнение войны с грозой выглядит банально. А в жизни… Впрочем, в жизни все гораздо сложней. Грозы часто бывают благодатными, войны — никогда.

Дыхание войны чувствуется издали. Албания, Абиссиния, Испания, Китай… Это так далеко и так близко. Но небо еще голубее на грозовом фоне. И тишина ощутимее в раскатах грома. У нас тишина. Она пахнет лавандой и хвоей, нагретым песком, гниющими водорослями, женскими духами.

На лицо легла тень. Я лениво повернул голову и увидел начищенные до блеска сапоги. В них дрожало море и пестрые купальные костюмы. Сапоги тоже могут по-своему отражать мир. Не только капли. Я поднял голову. Возле меня стоял офицер в нарядном айзсарговском мундире. Щурясь из-под руки, он смотрел на море. Колючее солнце срывалось с его ордена Трех звезд. Орден тоже по-своему отражал мир.

Отражения ничего не отнимают у мира, не могут его исказить, хотя он и выглядит искаженным в глянце сапога и в гранях орденских звезд. А как он выглядит в нашем воображении? Каким он видится нам до обеда и после обеда? В тоске и в радости? Из окон ресторана Эспланада и из окон дома на улице Альберта. Говорят, что там избивают политических заключенных. Как болезненно, наверное, корчится мир в мозгу человека, которого избивают… Каков же мир на самом деле? И где те идеальные зеркала, которые ничего не искажают. Криш говорил мне что-то о теории отражения. Надо будет поинтересоваться. Правда, я не силен в философии… Физика — другое дело. Законы отражения, преломления, поглощения. Это настоящие законы. Они незыблемы и объективны. С их помощью я могу понять сущность любых искажений. Будь то черное зеркало сапога или цветные пятна в глазах близорукого человека. Но мозг… Таков ли действительно мир, каким мы его видим?

На песок упал тяжелый душный китель. И солнце упало в каждую пуговицу.

— Вода, должно быть, очень теплая… А, господин студент?

Айзсарг тяжело вылез из галифе, кряхтя, опустился на песок, стащил сапоги.

— Отойду немного, и пойду к кабинкам, — сказал он, вытирая платком шею. — Искупаться хочется… А сосны-то как пахнут! Смола вся растопилась, поди. Жарища! А вообще-то хорошо. На свете жить хорошо.

Я закрыл глаза и увидел красные круги. Они вспыхнули и померкли. А откуда-то из тьмы вылезли зеленые пятна с неровными краями.

Это от солнца. Так его отражают закрытые глаза. Но мозг не верит им. Он знает о солнце от глаз, открытых и зорких. Его не собьешь. Не всему, что мы видим, он верит. Он постоянно делает коррективы. Интересно, есть ли об этом в теории отражения?..

Криш прибежал счастливый, смеющийся, с мокрыми блестящими волосами. Он тянул за собой девушку. Она вырывалась, упиралась ногами в песок, но не убегала. У меня никогда не было такой девушки. И я никогда не смог бы так дурачиться с ней, как это делал сейчас Криш.

— Виллис! Помогите мне! Я никак не могу заставить ее подойти к вам. Она ужасно стесняется.

Но я продолжал лежать, сдерживая сердцебиение.

— Почему вы так покраснели, комильтон? — со смехом спросил Криш. Он упал на песок и увлек девушку за собой.

— Это… от солнца. Ко мне очень плохо пристает загар.

— Хотите, я дам вам орехового масла? — сказала девушка. Она тяжело дышала. Волосы выбились из-под косынки и на смуглой коже еще дрожали капельки моря… — Криш ужасно бестактен. Он даже не дал мне привести себя в порядок. Меня зовут Линда.

— Виллис Лиепинь.

— Я знаю. Мне уже рассказывал о вас Криш. Очень приятно с вами познакомиться.

Я пожал ее тонкую руку и отвернулся. Я все еще не мог прийти в себя. Криш Силис рассказывал ей обо мне! И он привел ее, чтобы познакомить со мной. И она рада этому. Впрочем, это всего лишь ничего не значащая фраза. Ее произносят бездумно и легко. И все же…

— Линда — моя кузина, коллега, Она большая проказница. Буквально вытащила меня из воды, когда узнала, что вы сидите один на пляже.

— И вы верите ему. Виллис?

Глаза ее смеялись, и я вдруг понял, что у них с Кришем совершенно одинаковые глаза.

— Нет, яункундзе,[6] конечно, не верю.

— Это почему же? — спросил Криш, приподнявшись.

— Просто не стоило покидать из-за меня море.

— Чрезмерная скромность перерастает в гордость, — сказала Линда. Поднялась и, отряхнув песчинки, неторопливо пошла к воде. Но вдруг обернулась и помахала рукой. — До свидания, Криш! Прощайте, господин Виллис!

— О чем вы думаете сейчас? — спросил Криш.

— О разнице между прощайте и до свидания.

— Вам предстоит найти ее. Виллис. И еще многое… Вы Робинзон, которому нужно заново открыть целый мир… Ну, будем одеваться, нам пора. Да и дождь вот-вот хлынет.