НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 15

— Например, дифференциальное уравнение. Или, скажем, порядочный интеграл.

Когда с прежней чарующей легкостью, без бумаги, в уме Антон Пульвер принялся щелкать дифференциальные и интегральные уравнения, одно сложнее другого, чем окончательно посрамил калькулятор, Жильцони уверовал, что на этот раз длинный Биг не ошибся, и уравнение мира уже не за горами.

Только как приступить к нему, к этому уравнению?

— Можно посмотреть, чем вы увлекаетесь? — спросил Альвар и показал на стеллажи.

— Прошу, — сказал Антон.

Жильцони подошел к полкам и вытащил книгу, которая стояла с края. «Численное решение дифференциальных уравнений». Следующая книга. «Руководство к быстрому счету». Дальше, дальше… «Как упражнять память при операциях с крупными числами». «Чародей-вычислитель». «А я утверждаю: память человека бездонна!..». «Методы интегрального контроля собственной памяти». Любопытно, конечно, но при чем здесь физика?

Альвар перешел к другому стеллажу. Он так рьяно перебирал блоки и книги, что это заинтересовало Пульвера.

— Вы что-то ищете? — спросил он.

Жильцони смешался:

— Меня интересует одна вещь…

— Какая же? — спросил Пульвер, настроившийся на благодушный лад.

— Я не вижу у вас книг по физике.

— А зачем они?

— Я хотел… Я думал, что если ваши изумительные математические способности простираются и на область физики… — Альвар умолк, не зная, как закончить фразу, но его выручил Пульвер.

— Напрасно ищете, молодой человек, — сказал он.

Жильцони вопросительно посмотрел на клерка.

— Эту науку не терплю, — пояснил Пульвер.

— Физику? — внезапно охрипшим голосом спросил Жильцони. Антон Пульвер не терпит физику? Быть может, это просто неудачная шутка?..

— Да, да, физику, — раздраженно произнес Пульвер и принялся расхаживать по комнате.

— Почему?

— Давать пояснения — не в моих правилах, — сказал Пульвер. — Но вам, так и быть, поясню, — добавил он, внимательно посмотрев на лицо Альвара. Вы, наверно, в прошлом занимались физикой? А возможно, и сейчас занимаетесь ею?

Альвар кивнул.

— Я так и думал, — продолжал Пульвер, — и поэтому хочу сделать доброе дело.

Жильцони прислонился к стеллажу.

— Физика! — неожиданно выкрикнул Пульвер. — Физика! Наука о природе. Как будто несчастный человеческий ум сможет когда-нибудь познать природу до конца! Как будто недостаточно опыта нескольких тысячелетий, чтобы познать, наконец: каждая частная разгадка ставит десятки новых вопросов, ответ на каждый из чих выдвигает сотни иных задач, и так далее, до бесконечности… Человечество похоже на ребенка, заблудившегося в лесу. Ему бы повернуться и идти назад, след в след. Тогда бы еще был какой-нибудь шанс спастись. Но он беспечно топает вперед, раздвигает кусты и любуется сорванным цветком, не понимая, что каждый шаг вперед приближает роковой исход.

Альвар облизал пересохшие губы. Где-то слышал он или читал эти слова, эти цветистые фразы?

— Мальчишка заблудился, я понял это давно! — продолжал Пульвер, останавливаясь перед Альваром, и непонятно было, кого он имеет в виду: человечество, себя или Жильцони?

Может быть, Пульвер темнит? След заметает?

— Ваши предпосылки неверны, — сказал Альвар.

Комната — сплошная глыба духоты — медленно кружилась, это раздражало его, мешая сосредоточиться.

— Вы занимаетесь единой теорией поля? — вдруг спросил Пульвер, остановившись перед ним.

— Да.

— Мой вам добрый совет — бросьте! — посоветовал Антон. — И чем скорее, тем лучше.

Николас и Эльгар недоуменно переглядывались.

Младший клерк стоял перед Жильцони, и со стороны казалось, что это вышедший из себя учитель отчитывает нерадивого ученика.

— Но вы-то сами, похоже, были не так благоразумны, — отчеканил Жильцони.

— То есть?

— То есть другим вы раздаете советы оставить науку, а сами все-таки вкусили от древа познания нашего мира, — медленно произнес Жильцони, в упор глядя на собеседника. Ему показалось, что Пульвер вздрогнул.

— Заблуждаетесь, мой молодой друг, — сказал Пульвер. — Этот плод мне вкусить не пришлось.

Жильцони решил играть ва-банк:

— Думаете, я не догадался, почему у вас нет ни единой книги по физике? Вы специально их уничтожили, чтобы никто не догадался о вашем открытии.

Альвару показалось, что в глазах Пульвера мелькнуло выражение безумия.

— Знаете, в чем трагедия Эйнштейна? — произнес Пульвер. — В том, что он слишком рано родился. К первой половине двадцатого века физика накопила слишком мало фактов о мире атомного ядра. Знаете, в те годы этот мир в ученых статьях именовали странным. В ученых статьях! Разве один этот штрих — не свидетельство бессилия? Гений не может не опираться на факты. Любой великий ум неизбежно ограничен своим временем. Пьедестал для него уровень современной науки. А если пьедестал слишком низок — может ли человек дотянуться до вершины, даже если он великан?

Пульвер перевел дух и закончил: