НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 23

Вдруг стружки зашевелились, в ящике затукало, завздыхало, потом стружки поднялись горбом, и народился из них мой друг механический. Увидал меня, встрепенулся, мотнулся вон из ящика и, очутившись на полу, одним движением весь отряхнулся и снова стал лощено-деловым, как в магазине за столом, и вновь сердечная улыбка заиграла на его лице.

— Ну вот. Я дома, — произнес он, потирая руки. — Я твой друг, делай со мной что хочешь, повелевай как заблагорассудится. Все для близкого человека сделаю!

Ну что ж, думаю, поди, и впрямь не врет. Вон, и в магазине заприходовали… Дескать, верный спутник на всю жизнь.

— А как зовут тебя, любезный? — спрашиваю.

— Как назовешь, так и будет.

— Ну, зовись тогда, мнэ-э… Выпертотом. Нравится?

— Нравится. Так чего желаешь, друг сердечный?

— Это смотря, что ты можешь.

— Все могу!

Ежели все, то еще ничего, думаю. Что б мне хотелось сейчас эдакого особенного? Чтоб на всю жизнь запомнилось и не стыдно было потом перед собой?

— Ага, — решил я. — Неохота мне на работу идти, слабость какая-то одолевает… Сделай так, чтобы все считали, будто завтра у меня воскресенье.

Друг пожужжал, попыхтел, покрутился на месте и говорит:

— Готово!

— Мнэ-э… Вон ты какой шустрый… Ну, коли так, то сооруди тогда, чтобы я совсем работать перестал, а жалованье ко мне бы шло.

Еще две минуты — и уже готово. Хорошо иметь механического Друга!

— Так, — говорю после некоторого размышления, — это тебе и впрямь раз плюнуть… А сделай мне теперь автомобиль — не век же пешком ходить! И чтоб права, и… Словом, понимаешь.

И автомобиль добыл. Потом квартиру мою до восьми комнат расширил, мебелью в большом количестве модерновой обставил, с хрусталями и бронзой литой, фонтанчик устроил и бассейн для купания. Затем дачу мне отгрохал и участок в лесу отхватил гектаров на пять, с садом, стадом, с речкой, пожарной командой и шоссейной дорогой прямо к даче. Потом аэродром построил и самолет пригнал.

— Ну, что еще? — спросил Выпертот, изрядно потрудившись. — Чего еще ты хочешь?

— Славы хочу. Хочу стать великим писателем, чтоб меня называли новым Львом Толстым.

Стал я писателем. Обо мне в газетах тут же напечатали. Дескать, живет такой-то и творит. Начал я в маститые выбиваться и дачу свою прозвал "Ясный овражек".

Словом, в один день — да что там, меньше, в несколько часов! заполучил я все и зажил припеваючи, как и должен уметь жить простой человек, идущий в ногу со временем.

Уж не помню, сколько минуло с тех пор, как вдруг является ко мне делегация, вся из товарищеских судей, и сообщает, что живу я на нетрудовые доходы, что на деле я дутый хапуга и все, что у меня есть, пора бы и конфисковать.

Естественно, возмущению моему не было предела, я рвал и метал, строчил объяснительные статьи, выступать порывался, но… не помогло.

Забрали у меня все. И дачу, и машину, и самолет, и квартиру, и даже ненаглядного друга моего Выпертота. А я так к нему привык, можно сказать, полюбил… Даже ящик красочный — и тот забрали!

В смятении душевном побежал я в магазин.

На витрине было пусто, и только белел плакат "Наш быт — лицо наших дней" с аршинными огненными буквами.

В магазине — все та же чистота, уют, и вдоль прилавков автоматы сияют, у каждого мастер сидит и починяет.

— Как же так? — вскричал я оскорбленно.

Подошел ко мне продавец с лицом физика-теоретика, который ничего не открыл, но верит, что откроет, и сказал:

— Вышла ошибочка, молодой человек. Та машина, которую мы продали вам, для творчески-порядочных лиц предназначалась. Она уж слишком многомощная.

— Но отчего сказали, будто я на нетрудовые доходы жил?

— Да так оно и есть! Вы жили в ущерб государству. Думаете, машина из воздуха вам все это строила? Нет! Она выкрадывала имущество народное и передавала вам. Так вы и жили.

— Что же делать мне теперь? — спросил я в отчаянии.

— Ничего, — успокоил продавец, — машину мы назад в витрину поместим, пусть постоит пока, где стояла. А вас — туда же!

— То есть как? За что?

— Я ж говорил вам — неувязка вышла, — пояснил охотно продавец. — Вот поглядите.

Шагнул он ко мне, елейно улыбаясь, и вдруг проворною рукою под мою рубашку — шасть! — и вытянул оттуда глянцевый ярлык на пурпурной тесьме.

— Вот, — сказал он, — мы думали, все обойдется, не станем вас расстраивать, да, видно, судьба… Вслух читайте!

— "Хомо вульгарис, экземпляр экспериментальный, гарантия 100 лет", прочитал я, холодея.

— Вы и есть, — заметил продавец. — Мы вас сделали, дали путевку в жизнь, хотели в серию пустить, а вы нам такую свинью подложили… Придется вас в надежные руки отдать. Может, куда и для лабораторных нужд. Уникальный вы все же тип.

Тут я возмутился. Что значит — для нужд лабораторных?! Я не мартышка и не крыса!

— Книгу жалобную! — рявкнул я в сердцах.

— Извольте, — согласился продавец. — Да толку?

Мигом появилась книга — на мелованной бумаге, в супере атласном — и помчалось перо по страницам, выделывая кренделя. Дескать, обманули; дескать, затирают; дескать, страшно мне теперь вообразить, как дальше повернется жизнь. Всю книгу исписал.

— Ну, вы даете, — восхитился продавец. — Ах, лихопись шальная!