НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 26

Их преимущество перед нами — преимущество роботов перед живыми. Роботам не бывает больно: они в броне своей бесчувственности.

Мы можем говорить им какие угодно слова, кричать, плакать, биться головой о стену.

В лучшем случае они глянут на нас с любопытством. И пройдут мимо.

Но мы никогда не перестанем страдать от их равнодушия и непонимания. Потому что мы — другие.

Мне стало страшно. И Эрл, будто почувствовав это, стиснул мою руку. Мы по-прежнему ничем внешне не отличались от снующих вокруг парочек, но теперь мой взгляд с болезненной остротой выискивал все новые доказательства нашей обособленности, нашего несходства с ними.

Сидящие в одиночку на скамейках, прямо на земле. Иногда группами, но все равно в одиночку. Глаза, обращенные внутрь себя. О чем они думают? Этого никто не знает, и это никому не интересно, кроме них самих!

На дороге сидит девушка, видимо, ушибла или вывихнула ногу. Толпа обтекает ее, как река подводную корягу, спутник ее, видимо, ушел с другой, в она сама терпеливо ждет, когда ее подберет дежурный медицинский аэрокар. Когда-то это тоже показалось бы мне вполне естественным. А теперь я сразу же представила себя на ее месте.

Очень болит нога, Эрл ушел, безучастная толпа обтекает меня, как корягу…

Я невольно замедлила шаг. Эрл понял, почему, поморщился, но все же попытался перенести ее на траву, в сторону от толчеи.

Девушка отталкивала его, скулила, он пытался ей что-то втолковать, а я ждала, и толпа обтекала меня — оценивающие мужские взгляды, прикосновения чьих-то горячих липких рук, все эти слоны, бегемоты, медведи, волки. Здоровые, сытые, мускулистые и… мертвые.

Синее море.

Розовый закат.

Я вспомнила, как Эрл однажды развел в лесу костер, как мы смотрели на изменчивое трепетное пламя, которое казалось живым именно из-за своей неопределенности, полутонов, многоли-кости, трепетности.

Костер излучал тепло.

После этого свет искусственных ламп показался мне удручающе безжизненным и холодным. Они и мы…

Наконец Эрл вернулся.

— Пустая затея. Она даже не понимает, чего я от нее хочу, Пусть валяется. Они не люди.

— Вспомни, мы были такими же.

— Ничего не хочу вспоминать. — Он поднял меня и понес куда-то прочь от дороги. Эрл хотел, чтобы я тоже забыла, прижимая меня к себе исступленно и ревниво. Трава становилась все выше, расступалась с мягким шуршанием, гогот и крики постепенно стихли, потерявшись в сонном стрекоте кузнечиков.

Он бережно опустил меня на траву и с видимым облегчением содрал маску. Шепотом попросил!

— Хочу тебя видеть.

И хотя это было неосторожно, я тоже сняла маску. Его голодный взгляд набросился на мое лицо, в котором все больше проступали черты Ингрид Кейн,

Глаза в глаза. Эрл! Взлет вместе. Не может быть, Потом я падаю. Одна.

Мы стосковались по лицам друг друга.

Эрл вытянулся на спине, разбросав руки, особенно худой и нескладный в своем маскарадном трико. Его голова у меня на коленях, глаза закрыты, он еще где-то там, со мной, сейчас для него весь мир — в прикосновении моих пальцев.

Как всегда, удивляюсь и завидую его цельности, Я думаю о нем и не о нем. О погибших в котловане, о девушке с вывихнутой ногой, об одиноких на обочине дороги — слепцах с обращенными внутрь глазами.

Эрл познал одиночество.

Он прожил среди них четырнадцать лет и все эти годы, видимо, пытался с ними сблизиться. Потому что, став Человеком, уже не мог иначе.

Постойте. Взгляните. Поймите. Выслушайте.

Взгляните хотя бы друг на друга…

Они не умели и не хотели никого видеть, кроме себя.

Живой среди мертвых, один.

На Земле-альфа это называли НЕНАВИСТЬЮ. Он должен испытывать к бетянам именно это чувство.

— Они не люди, Николь…

Но я всего год назад была одной из них. Я прожила жизнь одной из них.

И, изменившись, никогда не страдала от одиночества, потому что рядом был Эрл.

— Ты ненавидишь их?

Сама не знаю, спрашивала я или утверждала.

Он глянул на меня будто откуда-то издалека, не понимая, потом покачал головой.

— Теперь нет. Теперь все равно…

«Теперь — ты», — хотел он сказать, но не сказал, потому что я и так знала.

Я держу твое лицо в ладонях. И это они тоже называли счастьем. В груди что-то нагревается, и я вся размякаю в этом тепле. С тобой я мягкая и слабая, но одновременно твердая и сильная. И то и другое — я.

— Ты должна знать, — вдруг тихо сказал Эрл, покусывая травинку. — Альфазин не кончился.

Я сразу даже не сообразила, о чем речь.

— Альфазин?

— Я его сам создал.

— Ты?!

Мои пальцы замерли на его лице. Он вздохнул и сел.

— Ты должна знать. Все дело в троде. Видишь ли, в их атмосфере нет трода.

Он говорил быстро, глотая слова, будто опасаясь, что я ему помешаю наконец-то высказаться.

— Я все время искал причину. Почему они не похожи на нас? Почему я не могу понять их, как бы ни старался? Судя по всему, ключ к разгадке заключался в различии между двумя планетами, которое я должен был раскопать. Принялся за географию, геологию, изучил почву Земли-альфа, растительность, климат — все, как у нас. Кроме одного: в ее атмосфере не оказалось трода.

— Но это еще ничего не доказывает…