«Здесь поговорим свободно», — сказал ретушер. Другой голос спросил; «Значит, вы меня не забыли?» — «Забудешь вас! Как новенькие… Сколько уж прошло лет-то? Не меняетесь…» — «О том и речь, Борис Иванович! Время бежит, у меня все по-прежнему. Пришел к вам в надежде, что ваши золотые руки продвинут меня лет на пятнадцать». Ретушер сначала сердито отнекивался, но второй обещал хорошо заплатить, и они договорились. Второй сказал, что принес «и карандаш, и все что нужно», ретушер поворчал о какой-то «вредности», и они ушли.
— И это все? — спросил Андрей.
Яков кивнул.
— А ручка здесь при чем? — Андрей любил во всем добираться до сути.
— Тот самый карандаш, про который они говорили… Он у меня.
— Ну, ясно! Он подделывает документы, сосед твой. И голос у него, как у подделывателя, я же слышал…
Яков сердито и растерянно фыркнул:
— Что ты мелешь, какие документы?
— Тот, второй, украл чужой паспорт. Новенький, Фотография же там чужая, правда? Он и явился — чтобы ему перерисовали фотографию!
— А что значит «продвинут сразу лет на пятнадцать»? Тупица ты этакая!
— Сам тупица! В паспорте еще год рождения пишут, понятно тебе? Небось, и паспорта никогда не видел, он слишком тонкий для тебя, умника? — Андрей захохотал, довольный остротой. — Тонкие книжки тоже читать полезно… Хе-хе…
— Тупица есть тупица, — профыркал Яков и вылез из кресла,
— Если бы кое-кто не был моим гостем… — произнес Андрей…
Схватка была короткой и безуспешной.
Минут через пять они продолжали беседу.
— Он пришел исправлять не фотографию, а лицо, — отдуваясь, начал Яков — Передаю по буквам Лена…
— Не на того напал. Не купишь, — перебил Андрей.
— Да я серьезно! Пойми! Серьезно!
— Серьезно?.. Тогда — докажи, — сказал Андрей.
Вместо доказательства Яков поведал, что Борис Иванович спрятал некий предмет под косяком светового окна, на «черной» лестнице. И несколько раз ходил проверять, на месте ли спрятанное. А Яков две недели смотрел на это…
— Ага, ты смотрел-смотрел, не выдержал и взял? — догадался Андрей.
Яков шмыгнул носом, кивнул.
— Он у тебя в кармане? Ну и что? Лица исправляет, что ли?
Яков раскрыл левую ладонь, ткнул в нее пальцем, и Андрей увидел. В мясистой части ладони, что под большим пальцем, был желобок, Если надавить ладонью на острый край стола и несколько секунд подержать, останется такой шрам Правда, он затянется довольно быстро.
— Ну и что? — снова сказал Андрей
Яков выхватил краденый карандаш нацелился и быстрым движением провел на своей ладони вторую линию. Рядом с первой Линия сначала была красной, через секунду — побелее… Остался желобок — гладкий, чуть блестящий. Совсем как первый. Яшкина ладонь стала лепной — будто карниз. Андрей охнул. Яков ухмыльнулся и мелкими, плотными штрихами затушевал свою ладонь, словно лист бумаги и, когда с кожи схлынула краснота, Андрей увидел, что желобки исчезли.
— Никогда бы не поверил, — сказал он, чувствуя, что губы плохо слушаются, шея онемела, а в желудке холод. — Как же? Больно же, наверно, когда по живому, как по пластилину, это клетки, они живые, и эти… Окончания… Нервные окончания — они же чувствуют? А? Боль ощущают… — Андрей замолчал и сунул в рот пальцы. Прошепелявил — Но это фокус.
— А попробуй сам, — Яков протянул ему карандаш.
— Нет, этого не надо, — в панике отдернул руку Андрей и подумал: «Вот какой он, настоящий страх…» Потом вскочил, заметался по комнате, что-то взял с полки, переставил, вдруг рванулся к столу и схватил карандаш — тяжелый, теплый… И судорожно чиркнул себя по тому же месту на ладони, где тушевал Яков.
Желобок! Еще глубже! И никакой боли. Немного жжет и чешется. Прошло и это.
Тут Андрей завыл от восторга, а Яков рассердился:
— Ну? Что воешь? Никакой собранности… А дальше — как быть? Куда его девать?
— Дальше, дальше… — Андрей его не слушал. — Дальше? После подумаем, успеем! А тяжелый какой!
— Отнесем ученым. Жаль отдавать, поэкспериментировать бы, — сказал Яков.
Андрей крепче сжал карандаш и лихо, бодро уничтожил желобок. Бесследно. Подскочил к зеркалу, затушевал шрамик на подбородке. Был у него такой — след наших младенческих забав…
— А-а! Видал?! — завопил Андрей. Великолепные планы роились в его благородной, хотя и взбалмошной голове. А этот холодный скептик, умник, помешанный на Дарвине, — ледышка! Бесчувственный книгочей… Отда-ать?!
— Никому не отдадим! — крикнул Андрей. — Может, и отдадим, но потом, потом, а сначала — применим…
— Как намереваешься применять? — отозвался бесчувственный.
— Если Анечке Федосеевой ушки подправить, а? — вкрадчиво спросил Андрей-искуситель. — Лопушки? (Он показал, какие уши у Федосеевой). А? Любовь до гроба обеспечена…
Яков покраснел до шеи, но спросил очень тихо:
— А ты как употребишь? На чьи уши?
— Не твое дело.
— Согласен, — сказал Яков. — Анечка — тоже не твое дело… И запомни еще: мне купленная любовь не нужна. Даже любовь до гроба.
Помолчали Яков взвесил карандаш на ладони, спрятал. Вздохнул. Сейчас же Андрей тронул его за плечо:
— Яш, ведь я чего хотел… Этой штукой можно лицо поправить, а? Морщины, все такие складки убрать?
Яков кивнул.