НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 4 (1966)

– Но это же рак! - воскликнул Люстиков.

– Лицо, выступающее в порядке обсуждения или мы спящее в порядке обсуждения, полностью отвечает з, свои высказывания или мысли. - Директор мягко улыбнулся и двинулся к подъезду института.

Не отставая от Плюшина, Люстиков что-то невнятно бормотал о бессмертии "в первом пока приближении" которое может быть достигнуто, когда все знания и мысли деятеля науки удастся записать на серию фонограмм и ввести в говорящее саморегулирующееся устройство смонтированное в специальном шкафу.

– Ближе к жизни, Григорий Соломонович, - веско перебил Плюшин, опускаясь в кресло. - Какое применение может найти данный, как вы выражаетесь, "шкаф";учитесь мыслить практически!

– Мне казалось… то есть, я надеюсь, - начал Люстиков и уже более связно продолжал: - Я думаю… шкаф сможет читать лекции в случае болезни или кончины ученого, мысли которого в нем зафиксированы. И в некоторой мере руководить учениками… И…

Директор задумался.

– Набросайте докладную, - разрешил он после долгой паузы. - Коротко, деловито, с экономическими расчетами. И, по возможности, попрошу без этаких слов - "бессмертие" и прочее.

Докладную Люстиков передал секретарю директора в тот же день, а сам с головой погрузился во всевозможные конструкторские тонкости. Надо было сделать так, чтобы шкаф мог не только повторять в раз и навсегда определенном порядке то, что было снято мыслеснимателем с извилин ученого, а свободно оперировать аккумулированной информацией. Система должна была быть саморегулирующейся, способной отбрасывать устарелые сведения и, при помощи читающих оптических устройств, заменять их данными, почерпнутыми в новейшей литературе.

Все это было, как выражаются шахматисты, "делом техники", но техники самой головоломной.

Решив очередную деталь и начертив узел конструкции, Люстиков поднимался из-за стола и, встав перед Оленькой в позе чеховского Гаева, с пафосом начинал: "Дорогой, многоуважаемый шкаф!.." - но не выдерживал и принимался вместе с Оленькой отплясывать известный только им двоим "кибернетический танец".

К сентябрю был готов АДП - 2, и из мастерских прибыли первые шкафы с самозаписывающими устройствами.

Они несколько напоминали холодильники "ЗИЛ", только были раза в два выше и поставлены на подвижное шасси с колесиками.

Докладная между тем поднималась по ступеням ветеринарного ведомства. 3 декабря она вернулась с лаконичной резолюцией: "Разрешить в порядке строгой добровольности".

Все же дело развивалось медленно. К февралю были перезаписаны только пятеро ученых. В конце месяца вступил в дело шестой шкаф. Профессор зоологии Мышеедов через три дня после перезаписи тяжело заболел, и шкаф No 6 был первым, на котором идея прошла проверку практикой. Шкаф доставили в институт, на колесиках подкатили к кафедре и включили его.

Всех поразил даже не самый факт чтения лекции шкафом, а то, что говорил этот последний Мышеедовским голосом, и, начал лекцию совершенно по-мышеедовски:

"В прошлый раз мы остановились на отряде кольчатых червей типа Vermus. В нынешней лекции надлежит" и т. д.

Сходство было настолько полное, что казалось, будто Мышеедов был всегда шкафом, а шкаф всегда был Мышеедовым.

После лекции шкаф по собственной инициативе выразил желание просмотреть журналы и был доставлен в профессорский зал читальни, где проштудировал свежие номера "Nature" и последний том "Handbuch fuer Zoologie".

О дебюте Мышеедова-шкафа появилась короткая, но как характерно для этого журнала, деловитая и выдержанная в благожелательных тонах заметка в текущем номере "Науки и жизни".

Некоторые консервативно настроенные деятели высказали сомнение, что поскольку шкафы не имеют степеней, то не приведет ли чтение ими лекций к снижению авторитета научных степеней?

Для рассмотрения возникшего вопроса была созданакомиссия, но голоса в ней раскололись и авторитетное суждение все откладывалось.

Междутем вслед за Мышеедовым-шкафом с чтениями лекций успешно выступили Дрыгайлов-шкаф ("Мораль и этика будущего") и Лобзин-шкаф ("Топология").

11

С изменением характера меняется и служебное положение. А с изменением служебного положения меняется характер.

Камилл Ланье. Психология обыденной жизни

Провинциализм, узость кругозора - вот что поразило меня в работах кандидата физико-математических наук Г. С. Люстикова, когда я возглавил Лабораторию перезаписи. "Размах" - это слово я сделал своим девизом, и оно же определяет самую сущность новой истории перезаписи. Размах и экономическая эффективность.

Из речи юбиляра на праздновании двухлетия назначения А.П.Сыроварова директором Лаборатории перезаписи

В конце рабочего дня Люстикова неожиданно вызвал Плюшин. В кабинете, кроме директора Ветеринарного института, несколько в стороне сидел широкоплечий круглолицый человек лет тридцати в отлично сшитом скромном костюме из темно-серого трико.

При появлении Люстикова Исидор Варфоломеевич приподнялся в кресле и проговорил: