НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 4

И все-таки это была еще не любовь. Был поиск любви. А он, как пучок света, идет в разных направлениях. Любовь — когда внутренний мир обоих прочно настроен на близкую волну: они могут понять, почти не прибегая к словам. Их трогают сходные вещи; то, что ощущает один, уже прозвучало в груди другого.

Но природа бдительно следит, чтоб не было тождества. В самых близких душах остается заповедник тайн. Природа не любит кровосмешения…

…Безымянный смотрел перед собой остановившимися глазами. На экране едва брезжили красные и бело-сиреневые огоньки: скорость смяла все цвета, звезды были почти невидимы. Миры, миры…

Спасибо тебе, Элиль, что ты была, со своей мягкой улыбкой и преданными глазами, плачущими при расставании!

Спасибо, Элиль, сохраненная теперь только в моих снах. А на самом деле давно уже бесплотная, растаявшая будто льдинка под беспощадными лучами Времени…

Жизнь во времени — такое же благо и право каждого живого существа, как пища и воздух вокруг него. Можно ли представить трагедию динозавра, очутившегося посреди снежной равнины? Сместились времена, и мир сразу стал враждебным и непонятным.

Мир вокруг нас строится из наших сегодняшних знаний, предубеждений, верований. Завтрашний идеал идет на полшага впереди. Мы лишь тщимся его догнать…

Но Безымянный — путник по Времени — поневоле вынужден был стремиться к идеалу, объемлющему поистине гигантское нравственное поле! Оно включало доблести самых разных ступеней развития: ведь фетиш дикаря совсем не похож на идеал просвещенного человека. Беспощадная храбрость — и терпимость; цепкость к жизни — и милосердие!

Путешествуя по мирам, пришлось отрешиться от ограниченности своего собственного мира, как бы он ни казался совершенен. Ни одна самая высокая цивилизация не настолько высока, чтоб ей нечему было учиться у других, — ну хотя бы пониманию!

Но, уходя из своего времени, мы обрекаем себя на муки. Только в тесной скорлупе летящего корабля можно оставаться самим собой, удерживать свой мир возле себя.

Любое столкновение с чужеродным — это уже взрыв, катастрофа. Никогда не известно, каким из нее выйдешь — с опаленным лицом или с измененной душой?

И все-таки человеческое естество гибко! Поистине, оно создано быть и птицей в воздухе, и саламандрой в огне. Отрешиться от самого себя, чтоб найти самого себя завтрашнего! Не делаем ли мы это в микроскопических размерах каждый день? Через определенное число лет полностью обновляются клетки организма; ни одной капли крови не остается прежней. Книга, встреча с незнакомцем, политическое событие — разве это не меняет нас? Не способно переиначить?

Путешествие по Времени не противоречит живому, только переводит рычаг с «медленно» и «мало» на «очень быстро» и «очень много». Сможет ли человек к этому приспособиться? Вероятно. Так же, как сумел, сменив огонь костра на пар, пар на электричество, а двигательную силу, бегущую по проводам, — на мощь атомных реакторов. Но люди не просто подгоняют, «подтягивают» свое мышление к новым силам — мышление само неизбежно меняется качественно.

МИНУТА ВЕЧНОСТИ

Благодарю за неотступность боли

Путеводительной: я в ней сгорю.

За горечь трав земных, за едкость соли

Благодарю!

Максимилиан Волошин

Одам, конечно, не поверил рассказу Лилит о чудищах с Соленого озера, но все-таки на следующий день отправился туда сам.

Он вернулся задумчивым и смущенным: тушку кролика, объеденную муравьями, плетенку с сотами и засохшие куски соли никто не тронул, но на берегу остались следы…

Он, отлично разбиравшийся в каждом сломанном стебельке, просыпавшем семена от случайного удара копытом, без труда умевший определить рост и вес зверя по одному отпечатку, — не мог ни объяснить, ни даже понять, о чем говорили эти впадины, эти сбросы песка и борозды на обожженной траве? Запах, не схожий с запахом теплокровных, еще слабо витал в воздухе.

Лилит ждала Одама с нетерпением. Но он лишь молча протянул подобранные припасы; даже соль потеряла в его глазах ценность.

Он ушел к реке и сел на камень. Вода и воздух были укутаны в серебряную пелену, словно осенены неведомым дыханием. В разрывах смутно зеленели близкие кустарники. Над каждой волной двигалась еще такая же, сотканная из тумана; солнце пронизывало ее и зыбко ударяло о воду. Вокруг был обычный нетревожащий мир. Но для Одама он лишился устойчивости.

Странная жизнь началась у них с этого дня! Слова «любовь» они не знали, хотя это она увела их из племени. Однако теперь она стала идти на убыль, будто река после разлива: устремления обоих оказались слишком разными!