НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 4

«Ну, конечно, — виновато думал Чебукин, любуясь ее новой красотой. — Ей и вправду представляется это самое — листва, мурава, бабочки, соловьи, а в мыслях биса — я - то ведь знаю — протертые влажной тряпкой листья пальмы над столиком в уединенном углу ресторана «Нерпа», где всегда кончается первый этап «плавания аргонавтов».

— К природе… как аргонавты, — шептала Ирина, и самые пошлые слова в ее устах приобретали новый, вернее — старейший, первозданный смысл.

— Я тоскую по красоте, как плененная ласточка по воздушному океану, — разливался бис. — Безграничность стихий и такая же необъятность музыки. Грандиозность Баха. Бранденбургский концерт та-ра-та-та-лю-лю-та-ра…

«Это, коллега-шестипудовая ласточка, никакой не Бах, а «Подмосковные вечера», да еще префальшиво исполненные», — подумал Чебукин.

— Лю-лю-лю-ра-ра-лю-ра-ра-ра, — не заметив подлога, чистым, серебристым голоском подхватила Ирина. — Лю-лю-ра-ра-та-та-та-та…

«Вот это не «Подмосковные вечера», это, верно, и есть Бах, которого я, к сожалению, совершенно не знаю», — думал Чебукин.

Он посмотрел на Ирину и впервые за время короткого романа, а также предыдущих коротких романов, бескорыстно залюбовался девушкой, чувствуя, что сердце бьется чаще, горло пересохло и нечто одновременно горькое и сладостное теснит грудь.

А бис развивал обычную программу:

— Музыка и ваша щедрая ласка единственное, что может согреть сердце, измученное борьбой с оппортунистами и догматиками, годами неустройств и теоретических размышлений. Женское тепло… трепет…

— К черту! — не своим голосом закричал Чебукин. — Трепач! Брехун! Девушка испуганно оглянулась.

— Вам нехорошо? — нежно спросила она. И этот страх за другого человека, беззащитно протянутые руки, от-крывали в ней новую красоту.

— Вы извините, — пробормотал Чебукин и тут же, услышав, как бис снова принимается за свое токованье, закричал нечто уж совсем непонятное кроткой аспирантке: — К дьяволу! Извините, я не вас. А вы тоже хороши — развесили уши. К дьяволу! К черту! К дьяволу! Чебукин махнул рукой и побежал прочь. Дома он, не ужиная, заперся в кабинете и, тяжело дыша, улегся на холодном кожаном диване.

— Чего ты волнуешься? Бис через три месяца отделится и будет жить самостоятельно, как… — пробовал он успокоить себя.

— Как тысячи других пустозвонов, — перебил внутренний голос, который прежде почти никогда не подавалголоса, а теперь стал проявлять поразительную активность. — Но сам ты ведь не отделишься от себя!

— Да, я от себя не отделюсь, — должен был согласиться Чебукин. — И кроме того, я не вынесу дуэта с бисом не то чтобы три месяца, а даже еще три часа.

Сквозь дверь Чебукин слышал, как жена отвечала по телефону:

— Ничего особенного… Неужели? Ах, боже мой… Что вы говорите!

«Доброжелатель» информирует о моем странном поступке на междуведомственном совещании», — безошибочно определил Чебукин.

— Нет, нет, он сумеет взять себя в руки, — говорила жена.

«Положение неустойчивое. Любопытно, кто обрадуется, когда я загремлю? — спросил он самого себя. — Прохвост Прожогин? У Прожогина больше всего шансов занять мое место. Потом Петр Петрович; Петр Петрович станет заместителем. Нет… вернее всего, свалит меня Чебукин-бис».

Чебукин засмеялся, такой странной и одновременно вероятной была эта догадка. «Не кто иной, как Чебукин-бис».

— Опять карьера, карьера, мелкий и суетный человек, — раздраженно сказал внутренний голос. — Не пора ли, как выражались в старину, подумать о душе?

— Давно пора, — согласился Чебукин и вздохнул. Ему припомнилось милое лицо Ирины и захотелосьнапеть мотив, услышанный от нее, это дивное лю-лю-ра-рата-та-лю-лю-та…

Получилось нечто совсем иное, хотя тоже знакомое. Он напрягся и вспомнил: «Да это же «Там, вдали, за рекой», — походная песня, заученная в юности, во время срочнойслужбы».

— Там, вдали, за рекой загорались огни. В небе ясном заря догорала… — промурлыкал он.

Жена услышала и, выйдя в коридор, тоненько сказала:

— Васе-е-чек… может быть, чае-е-ечечку… горя-я-я-ченького, кре-е-е-е-пенького?

Сострадание она умела выражать только так: растягивая гласные.

Чебукин не откликнулся. Сердито дыша, он бормотал про себя одно и тоже: «Там, вдали, за рекой… Там, вдали, за рекой…»

— А ты знаешь, почему песенка так крепко засела у тебя в голове? — шепнул внутренний голос.

— Н-нет. Воспоминания юности? — неуверенно спросил Чебукин.

— Романтика, юность… Вздор, голубчик. Разве не ты в качестве директора Института эстетики, получив наводящий запрос, подмахнул резко отрицательный отзыв об этом «упадочническом произведении». А через известное время по второму наводящему запросу состряпал другой-безоговорочно положительный отзыв…

— Что же тут такого? — вмешался бис. — Некоторые произведения искусства в свете одной, э-э, исторической эпохи играют совершенно иную роль, чем те же, так сказать, произведения искусства в свете другой, э, исторической эпохи. Азбучная истина.,»

— Завел шарманку, — огрызнулся Чебукин, хотя бис защищал его от внутреннего голоса.