Тут они и заспорили. Песенник своё твердит, сказочник — своё. Спорили, спорили и на одном согласились: надо такого человека найти, чтобы их рассудил. Стали судью искать. Ну, им люди и посоветовали, сказали, что за рекой, на пчельнике, живёт старый пасечник, он дольше всех прожил, больше всех знает. Он и решит спор.
Переехали реку, пришли к пасечнику.
— Можешь ты нас рассудить? — спрашивают.
— А какая у вас тяжба?
— Такая и такая… — И всё ему рассказали.
Пасечник и говорит:
— Ну, садитесь, добрые люди. Я вас рассужу. Только вперёд покажите, кто что умеет. Кому первому начинать?
— Начинай ты, — говорит песенник сказочнику.
— Ну что ж, — сказочник отвечает.
Сел поудобней и начал.
Была б у меня хата тёплая да перина мягкая, сидел бы в печи хлеб пушистый, а в жбане был бы квас кислый, наелся бы я, напился да всю бы ночь байки баял, сказки сказывал. Это присказка, а сказка впереди.
Жил мужик ни бедный, ни богатый, и был у него единственный сын, а жена давно померла. Отец один сына растил, берёг да лелеял, ничего для него не жалел. И вырос сынок парням на удивленье, девкам на загляденье.
Дорос до совершенных лет, тут отец и задумал молодца женить. Присмотрел в соседнем селе сыну пару: красивую девушку, статную и не бедную. Поговаривали люди про её семью всякое, да мало кто что скажет, всех не переслушаешь!
Вот поженили их, свадьбу, как положено, сыграли. И повезли молодую в дом к жениху, чтоб хозяйкой там была. Приданое за ней дали хорошее, всё новое, неношеное. Смотрит молодой, примечает — новое-то всё новое, а вот зачем молодая метлу с собой прихватила, да ещё старую, прутья в ней пообломаны, повытерты.
Молодой и думает: «Неужто я своей жёнушке новой метлы не сделаю?! Завтра же с утра навяжу хоть три, хоть десять мётел. Пускай метёт, сколько душе угодно».
Легли они спать. Только задремал молодой муж, чует — жена с постели тихонько поднимается. Он один глаз приоткрыл, А она шасть к запечку, где метла стояла, берёт её да верхом садится.
Тут уж он и второй глаз открыл, глядит в оба. Недоброе, видно, затевает! Она заслонку у печки отслонила, собирается на метле через печь в трубу вылететь.
Вскочил он — да за метлу.
— Стой, ведьма, никуда не полетишь! И ведьмачить не будешь!
Изломал метлу и прутики разбросал. Она схватила от той метлы прутик, хлестнула его и крикнула:
— Я как была ведьмой, ведьмой и останусь! А ты был человеком, а теперь псом побегаешь.
Песенник руками всплеснул:
— Бывает же такое! Вот каково злую бабу в жёны взять!
— Погоди, ещё не то будет! — говорит сказочник. — Ты знай слушай.
— И мне послушать дай, — сказал пасечник.
Так оно и сделалось. Стал молодой муж псом. Всё, как и раньше, понимает, а сказать ничего не может. То рычит, то лает.
«Что же это она со мной сотворила?! Не житьё мне теперь. Пойду утоплюсь!»
А как к речке пришёл, на тёмные омуты, на бурливые водовороты посмотрел, страшно ему стало.
«Утопиться никогда не поздно. Побегу дальше, увижу больше».
И побежал на чужую сторону, где он никого не знал, где его никто не знавал. Из лесных краёв — в степь широкую. Селения там одно от другого редко стоят. Оно-то хорошо — людям на глаза не попадаться, да ведь голод не свой брат. А уж так он, бегаючи, проголодался, что, кажется, шкуру бы на себе изгрыз.
В той степи пас овец панский батрак. И как раз в ту пору собрался полудновать. Пёс и думает: «Сверну к пастуху, может, хоть корочку кинет».
Прилёг невдалеке, голову на лапы положил и прямо в глаза ему смотрит.
А пастух с утра до вечера, с ночи до утра в степи один. Словом перемолвиться не с кем. Вот и привык сам с собой разговаривать.
— Притомился пёс! — говорит. — Видно, издалека бежал! Верно, заблудился. Верно, от хозяина отбился. Верно, есть хочет.
И кинул псу корочку хлеба.
А овцы тем часом разбрелись по пастбищу, того и гляди, совсем в степь уйдут.
— Эх, — говорит пастух, — не ко времени полудновать начал. Было б мне овец до кучи сбить, а уж потом за еду приниматься.
Только так сказал, поднялся пёс, побежал по большому кругу, согнал всех овец в кучу.
— Вот это пёс! — пастух удивился. — Вот это помощник! Переломил краюху хлеба пополам, половину себе, половину псу.
Теперь они так работу поделили: пёс отару пасёт, пастух на солнышке лежит, то дремлет, то песни распевает.
Солнце за край степи ушло. Пастух загнал овец в кошару, замкнул замок и ключ к поясу привязал.
Утром проснулся, говорит себе: «Надо скорей кошару отмыкать!» Хватился ключа, а ключа на поясе нет.
— Батюшки! — испугался пастух. — Это что же такое делается! Должно, вора проспал.
Смотрит — овцы спокойненько траву щиплют, пёс около отары ходит, сторожит, приглядывает, и в зубах у него ключ на верёвочке висит.
— Ох, молодец мой пёс, молодец! — стал пастух приговаривать. — Надо его покормить, да и самому поесть не грех.
Любо-дорого поглядеть, как пёс ест. Кусок мяса откусит да сразу хлебом и закусывает. Ну, чисто человек, а не пёс! Пастух-то не знает, что тот и впрямь человек.
Завернул пастух остатки еды в тряпицу и сказал псу:
— Коли ты такой умный, паси сам, а я своих в селе проведаю, как там жена, как детки.