Ни конному, ни пешему... (СИ)

НОЧЬЮ В ДОМЕ...

Тень ловко шмыгнула в приоткрытую дверь черного хода. Растеклась невидимой кляксой на темной стене, прячась от яркого света. Сонный Левко, подслеповато щурясь, выбрался из ярко освещенной кухни в зимнюю темень, воровато зыркнул по сторонам — никого. Только мороз щиплет вмиг занемевшие щеки, давит из глаз слезы. Мальчишка поставил на стылую землю ведро, поглубже натянул облезлую шапку. Ещё раз огляделся и, отойдя от дома пяток шагов — выплеснул помои. Неохота среди ночи тащиться в дальний угол двора. Авось тетка Олена до утра не заметит, а там снежком притрусит. Служка быстренько захлопнул тяжёлую дверь, задвинул крепкий засов. Тепло беречь надо. Хоть и конец зимы, но месяц лютый не зря имечко недоброе носит. Днем побаловал капелью и птичьими перепевками, а к ночи мороз подкрался, да такой крепкий, ажно пальцы к железу липнут.

Кухарченок неспешно поплелся на кухню. А нАшо спешить? Тетка Олена спать в комору до полуночи не пустит. Сиди в углу, куняй в полглаза, пока она тесто месит и хлебы в печь ставит.

Хорошо хоть пан-воевода давеча уехал. Все слугам облегчение. Левко поежился, припомнив прощальный хозяйский пир. Холопы с ног сбились. Три ночи не спали, готовились — пекли да жарили. Шляхта гуляла весело. МузЫки грали, гости по всему поместью пьяные песни горланили.

А как они выезжали важно! Левко за всю свою жизнь и не бачив такой красы. Впереди пан воевода с сыном на здоровенных коняках, за ними шановне панство следует. Шапки одна другой богаче, каменья огнем горят. А зброя яка гарна! Сам пан король не побрезговал бы такие шаблюки прикупить. Только кто ж ему продаст! Нам и самим нужны! Мечталось, вырастет Левко, станет сильным и храбрым, тогда и подарит пан Лихослав ему…

Тень легко скользнула по спине мальчишки, уцепилась коготками за ветхий кожушок и, резвясь, фыркнула в замерзшее ухо. Левко вздрогнул, выныривая из мечтаний о будущей воинской славе, почесал грязной пятерней шею и потопал в душное тепло кухни.

— Я тебе говорю — токмо глянула, и одразу ажно сердце замерло. А потом бац — и все!

— Шо — все?

— Все!!!

— Тю, дура, кажи толком…

За столом сидели Ганька и старшая кухарка. Балакали. Стоял сытный дух свежего теста и горячего молока. Бабы, заметив мальца, умолкли. Грозная тетка Олена устало махнула, подзывая хлопчика к столу, подвинула теплую ароматную кружку.

— Держи, неслух.

Левко счастливо зажмурился, обхватил ледяными ладонями нагретую кружку и начал пить по глотку, растягивая удовольствие.

— Эх, ты, горюшко мое приблудное, — ворчала кухарка, глядя на мальчонку, — краюху доедай и топай. Да не лякайся, в каморе спит отот… Лешек, что со старухой пришел. Панна велела не обижать сироту.

Тетка Олена пригрозила кухарченку кулаком. Мол, смотри у меня, негодник. Левко насупился. Тоже мне — велика невидаль. Сирота! Какая ж он сирота, если родная бабка имеется?! Вот у него, Левко, никого нема. Зато он важный панский холоп, а не шляется по дорогам взимку. Хозяин ему однажды медную монетку подарил. Левко ее на верёвочку нацепил и заместо крестика носит. Вот.

— Иди давай, — Ганька рявкнула на разомлевшего в тепле мальчишку.

Вот же курва! Думает, если панне служит, то и сама — королевишной заделалась.

Левко показал противной девке язык и шустро увернулся от подзатыльника.

— Матинко божа! — вздрогнула вдруг Ганька, забыв о чумазом наглеце. — Да что ж сегодня за чортивня творится в доме. Свят, свят…

Глупая девка истово крестилась, глядя Левку за спину. Он боязливо оглянулся — мешки с мукой в темном углу, лавки сдвинутые у стены, кожух на гвозде висит…

— Ай!!! — испуганно взвизгнула дуреха. И резво отскочила поближе к очагу, в круг света. — Божечки!!!

— Ганя, шо там?! — кухарка поставила на стол противень с горячими хлебами. Потянулась за чистым рушныком — накрыть печево до утра.

Левко скривился ехидно:

— Блажится нашей королевишне. Мабудь, наливки перенюхала, — хихикая, скоренько шмыгнул за дверь.

— Тетенька Оленочко — там от такие глазюки!!! Лячные — жуть!!!

— Ганя, иди спи, полУночь на дворе, — бредя впотьмах коридора, Левко слышал, как ворчала кухарка.

Тень обвилась вокруг детской шеи, неслышно заурчала, навевая сон.

Кухарченок зевнул, потёр кулаками глаза, и обмер — возле входа в его комору стоял этот…как его…сиротинушка.

Стоял и…смотрел.

Нет. Не так.

СМОТРЕЛ!

Встрепанные волосы то ли серые, то ли седые. Плотно сжатые тонкие губы, нахмуренные брови — гость в кромешной темноте закутка виделся на удивление ясно. Вон, за левым ухом, сосновые иголки торчат, царапина свежая на лбу, а под распахнутой шубой виднеется вышитый ворот рубахи. Узор чужой, нездешний. Глянул, и словно в омут ухнул с разбега, а перед глазами ветки сеть выплетают…ловчую…

Левко потряс вихрастой головой — наваждение исчезло. Перед ним стоял мальчонка чуть пониже его. Хилый, бледный. Стоял и внимательно, без тени улыбки, смотрел на струхнувшего кухарченка.

— Ты-ы че-его? — силясь не пустить петуха, просипел Левко.