Ни конному, ни пешему... (СИ)

Снег лежал под стенами оплывшими сугробами, плакал талой мутной водой. Лужи к утру схватывались коркой тонкого льда. Южный ветерок нет-нет, да и пролетал над тёмными крышами старого поместья, робко дышал в оконные щели, сушил развешанное на заднем дворе белье, трепал волосы, будоражил души диковинными ароматами далеких земель.

Почивает земля до поры. Пока зимушка, доченька старшая на воле гуляет, можно и отдохнуть от годовых забот.

Белая хозяйка родительский покой берегла крепко. Кому, как не ей довериться безоглядно. Кто с почтением и любовью укутает мать снежным покрывалом, кто заставит умолкнуть говорливых птиц, разгонит по норам да берлогам лесное зверье, заморозит беспокойные воды, усыпит до срока корни и семена.

Матери отдых требуется!

Цыц! Бесстыжие!

Но идёт время, и чуток становится сон, вздыхает земля первыми весенними туманами, скидывает пуховое одеяло, оголяя черные проплешины пашни, прорастает нежными первоцветами, выпускает на волю родники.

Соскучилась ненька по детям своим…

Пора доченьке передавать ключи родной сестрице — синеокой, зеленовласой красавице.

Только сильна не в меру старшая! Младшенькой первое время крепкая рука и пригляд требуются. Пока дура-девка в силу входит да ума набирается — белая хозяйка за миром вполглаза присматривает, бережёт посевы от скаженного раннего солнца, шепчет колыбельную семенам — чтобы не спешили до времени ростки пускать, копили силу для полного колоса.

В том ей верные помощники — снежные духи.

А как Старый стаю на покой поведет — так и метелям-морозам конец. Бывало, нагулявшись до одурелой сытости, снежники уже в лютом месяце в логово забирались, а бывало — до самого квитня рыскала по лесам дикая охота, морозила цветущие сады, сыпала шальным весенним снегом. И никто им не указ. Разве лесной хозяин укорот любимцам даст, или Зима зглянется, услышит людские мольбы. Дескать, уважь, вельмишановна, уведи свору, бо никаких сил уже не осталось…

Говаривали тайком селяне, ежели совсем невмоготу станет, и холод мертвыми когтями за горло вцепится, — можно отправиться на поклон к лесной ведьме. Мол, живёт в заповедном лесу страшная старуха Яга — нелюдь проклятая, что долгими веками черным ведьмовством и кровью кормится. И духи зимы ее слову покорны…

******

Ядвига стояла на крыльце, опершись о перила.

Сырой промозглый ветер морозил бледные щеки, слезил уставшие глаза, играл выбившимися из косы тёмными прядками.

Что же ты несёшь с собой, ветер Ветерович?! А ведь несёшь…

Если зажмуриться и прислушаться к голосам мира…

Их так много…

Разных…

Неясных…

Путаных…

Не разобрать, только голова разболится от напряжения.

Ну и черт с ними!

С голосами.

У нее и без ведьмовства забот по горло!

Из кухонных дверей выскочил Левко с пустыми ведрами, заметил на ступенях хозяйку, скоренько согнулся в поклоне и понесся к колодцу за водой.

Ядвига лично приставила шустрого мальчишку прислуживать отцу.

Хлопчик, глядючи на него, от восторга аж дышать забывал, только что не молился на пана Лиха. А может, и молился…

Ядвига устало улыбнулась, любуясь на темнеющее вечернее небо. Солнце давно закатилось за верхушки деревьев, тяжелые закатные тучи грозились обрушиться ночным снегопадом. Длинные тени черными змеями расползались по каменным плитам двора. Надо бы прилечь, отдохнуть перед вечерей. А вечеря добрая будет! Дядька Лукаш дичину сполевал. Будут на пару с батюшкой за полночь сидеть, песни горланить и здравицы поднимать.

Вот же…

Привезли воеводу седмицу назад — краше в гроб кладут. Рана попервах пустяковой казалась — лезвие вскользь по бедру прошлось. Только горел отец в лихорадке так, что не признавал никого вокруг. Слуги, которые с телегой шли, толковали пошепки, мол, пан Лих в беспамятстве с мертвыми толковал, то каялся и молил отпустить душу грешную, то наоборот — трошки часу себе выпрашивал…

Знамо…бредил…

Где ж оно видано, чтобы ясный пан…

Юська, дура брюхатая, как углядела раненого, заголосила на весь двор. И ладно бы, по отцу убивалась. Так нет же! Блажилось ей, что ворота не батюшке родимому распахнули, а впустили в дом неминучую смерть!

Ядвига первым делом сестрицу по щекам отхлестала, чтобы та охолонула.

Помогло. Юська мигом заткнулась, ошалело вытаращилась на грозную панночку. А та обернулась к напуганным притихшим слугам и злобно заорала на них, отдавая приказы.

Пана — в покои!

Коней — в конюшню!

Воду — греть!

Топить жарко, дров не жалеть!

Юстину под белы ручки увести в дом и напоить…во-oн теми настойками. Пусть поспит подольше, без нее тошно.

Свиту накормить и устроить на ночлег. Измученные долгой дорогой замерзшие люди кланялись юной хозяйке.

Холопы облегченно выдохнули и помчались выполнять наказы. Когда знаешь, куда руки деть — так и жуть отступает. Смерть у каждого за плечом стоит, авось смилуется, а вот гнев панский — он часто пострашнее будет…

Ядвига… она сжала кулаки так, что ногти до крови вонзились в ладони. Чего ей стоило не завыть вслед за Юськой — один Лес знает.