Ни о чем не жалею

Выйдя из дома, Джон ненадолго остановился на ступеньках парадного крыльца. Куда он пойдет сегодня ночью, пока не ясно. В этот час Джейни скорее всего была в постели с Орловским, поэтому к ней он поехать не мог, хотя она и сообщила ему свой адрес. Но, кроме Джейни, существовали и другие девушки, которым Джон время от времени звонил. Среди них были профессиональные проститутки, к услугам которых он изредка прибегал; замужние дамы, которые бывали рады провести с ним вечерок; одинокие или разведенные женщины, лелеявшие надежду, что Джон когда-нибудь оставит ради них «свою стерву». Много, много красоток были не прочь переспать с ним, и Джон не упускал ни одной возможности сходить налево. Почему бы, собственно, нет? В конце концов, каждая встреча с другой женщиной была его маленькой местью Элоизе.

Подумав об этом, Джон сбежал с крыльца и, остановив проезжавшее по улице такси, забрался внутрь и назвал адрес. Водитель опустил флажок, и машина отъехала как раз в тот момент, когда Элоиза, прихрамывая, подошла к окну. Падая, она сломала каблук и ушибла бедро.

На ее лице не было ни тени раскаяния или сожаления о том, что произошло. О, вся ее фигура дышала жгучей ненавистью и яростным гневом, который требовал немедленной разрядки. Джон уехал — уехал к одной из своих шлюх, но Элоиза знала, кто может заплатить ей за это оскорбление.

Сорвав с ноги вторую туфлю, она швырнула ее в дальний угол спальни и в одних чулках вышла в холл. Элоиза шагала по коридору, и глаза ее горели яростным огнем.

Джон еще узнает, каково это — оскорблять ее. Сейчас Элоиза хотела только одного — сделать как можно больнее именно ему.

Включив свет, чтобы видеть, что делает, Элоиза резким движением сдернула одеяло с маленькой кроватки.

Наивная уловка Габриэлы, которая по своему обыкновению спала, укрывшись с головой, в ногах кровати, ни на мгновение ее не обманула. Элоиза знала, что дочь должна быть в постели, и она действительно была там — крошечный, жалкий комочек, скорчившийся, словно от сильного холода. Так эта подлая девчонка — такая же мерзкая и отвратительная, как ее отец, — пряталась от своей матери, и Элоиза с особенной остротой почувствовала, что ненавидит, ненавидит ее каждой клеточкой своего тела.

В этот момент Габриэла пошевелилась, и Элоиза увидела куклу, которую девочка прижимала к груди. Эту куклу Элоиза тоже ненавидела, потому что ее подарила девочке мать Джона, и с тех пор мерзавка всюду таскала ее с собой.

Не помня себя от ярости, Элоиза выхватила у Габриэлы куклу и принялась колотить ею о стену. Уже на втором ударе фарфоровая голова треснула, на третьем — разлетелась на куски, а Элоиза никак не могла остановиться.

— Нет, мамочка, нет! Не убивай Меридит! — Проснувшись, Габриэла не сразу поняла, в чем дело. Она только чувствовала, что происходит что-то ужасное. Когда же девочка увидела, что от ее любимой куклы остались одни ноги и туловище, она зарыдала — так велико было ее горе. Отныне одиночество становилось всеобъемлющим.

— Мамочка, миленькая, не надо, пожалуйста!.. — всхлипывала Габриэла и даже пыталась схватить мать за руки, хотя и знала, что за это ей достанется вдвойне.

— Вот тебе, вот!.. — приговаривала Элоиза, с наслаждением уничтожая куклу. — Эта дурацкая кукла давно мне надоела. Я ее ненавижу. И тебя ненавижу, мерзкая, испорченная девчонка! Что ты рассказала Марианне? Небось нажаловалась на меня, да? Отвечай, ты жаловалась ей на меня?! А сказала ты Марианне, что ты заслуживаешь, чтобы тебя драли каждый день, нет — двадцать раз в день?! Ты рассказала доброй тете Марианне, что ты — маленькая дрянь, шлюха, что родные отец и мать тебя ненавидят, потому что ты не желаешь их слушаться и все делаешь назло?! Отвечай — сказала?!! Сказала, сказала, СКАЗАЛА?!

Элоиза уже не кричала — она ревела, как самое страшное чудовище из самой страшной сказки, и Габриэла только всхлипывала от ужаса и от боли, когда остатки куклы начали опускаться ей на плечи, на голову, на руки, которыми она пыталась закрыть лицо. Наконец кукла окончательно развалилась, и Элоиза принялась работать кулаками, в слепой ярости не видя, куда попадает.

Она хватала Габриэлу за рубашонку и трясла, как пес трясет половую тряпку; она таскала ее за волосы и била лицом о плетеную боковину кроватки до тех пор, пока сама не устала и не задохнулась.

На памяти девочки это было самое жестокое наказание.

Казалось, вся злоба и все разочарование матери выплеснулись на нее словно кипящий котел. Габриэла понятия не имела о том унижении, которое Элоиза пережила, когда ушел Джон, и принимала эту бешеную ярость на свой счет. Девочка уже не помнила себя от боли и страха, но какая-то часть ее истерзанной души была уверена: она такая плохая, что действительно заслужила это страшное наказание. И смириться с этой мыслью было тяжелее всего.