Ни океанов, ни морей (сборник)

Разговора, видимо, не получилось. Смутился, стало неловко, что он стоит тут еще мокрый и пытается праздно беседовать на языке, который толком не чувствует. Попрощался, пошел к своему бунгало. Вытерся в темноте, надел сухие трусы и лег рядом с женой. Вентилятор гудел, и этот звук казался очень странным и мрачным контрапунктом в наложении на голоса и далекую музыку, доносившиеся с улицы. Что, если попробовать дотронуться до жены? Дети спали во второй комнате, отделенные от родителей пустым дверным проемом и шторкой. Можно, конечно, попробовать все сделать очень тихо. Такое условие даже будоражило — все сделать не громче звука вентилятора; жена была бы благодарна, он знал это, но не мог переступить через какую-то неловкость, возникшую несколько лет назад и делавшую близость временами почти невозможной. Наверное, они уже были не так молоды, как раньше, и не нужно было искать другого объяснения. «Что она такое? Что я знаю о ней?» — такие вопросы возникали в воздухе и не давали прицелиться. Десятилетняя жизнерадостная дочь и пятилетний угрюмый сын — кто-то из них всегда был рядом, и становилось неловко даже просто думать о сексе.

Он положил руку на жену. Испытал возбуждение и услышал, как бьется его сердце. Жена что-то пробормотала во сне и повернулась к нему. Уже намного больше чем ничего и немного лучше чем одиночество. Он так и уснул, держась за жену в сладком предвкушении. А когда утром проснулся, все еще был немного возбужден, и это было хорошо.

После завтрака все вместе сели в небольшой катер — их привлек человек с табличкой «to the island» — и поплыли на остров. Сильно и хорошо пекло. Он купил дочке и сыну по одинаковой панамке, только разных цветов. Выпили с женой пива, и он решился поесть креветок с детьми. Загорали, потом ходили вдвоем с сыном следить за крабами, быстрыми и неуловимыми, а когда опьянение прошло — плавал, пока дети ковырялись в песке. И даже начало казаться, что теперь он понимает, что такое настоящий отдых. Тело как будто привыкло к воде, такой прозрачной и доброжелательной днем, получалось плыть легко, без судорожного усилия всех мышц сразу. Он понял, как плавать правильно, и лицо само расплывалось в улыбке удовольствия. Останавливался в воде, стоял на цыпочках, задрав подбородок, сдерживался, чтобы не смеяться в голос от почти детской радости, гладил руками морскую воду, и этот день пролетал мимо быстро и без рефлексии.

Обратно возвращались на том же катере, который вел темный азиат. Катер покачивался, пока азиат привязывал канат к причалу. Вернулись как раз вовремя: ветер начал разгоняться.

Сначала он поддержал жену, пока та поднималась, потом легко поднял на причал сына, немного сонного к вечеру, и почти так же легко — дочку.

— Спасибо, — сказал он азиату, расплачиваясь.

Взял жену за руку и повел на берег. Было хорошо, хотелось сегодня раньше уложить спать детей и остаться вдвоем. Жена, словно угадав эту мысль, улыбнулась и поцеловала его в щеку.

— Моя шляпа! — вскрикнула дочка, вскинув руки, но не успела схватить панамку. Панамка быстро, как краб по песку, проскользила по причалу, подлетела на несколько метров и оказалась в воде. Он прыгнул, не задумываясь, рыбкой, ведь всего час назад море приняло и полюбило его. Но расстояние оказалось не таким близким. В своем воображении он доплыл до цели за несколько секунд, а в действительности волны здесь были неожиданно сильными и темными, и он совсем не приближался к дочкиной панамке. Было тяжело бороться с волнами, глотая соленую воду, еще плыл, но уже знал, что вот-вот сдастся. Это неизбежно — позорно повернуть назад, к причалу и катеру, но теперь и до них было далеко. Азиат стоял на краю, ближе всех, но его фигура ничего не выражала. Жена прижимала детей к себе, а волны становились все выше.

— Кидай круг! — крикнул он азиату, почувствовав, что утонет чуть раньше, чем доплывет. Но тот, похоже, совершенно не понимал по-русски и вообще не понимал, как можно настолько плохо плавать.

— Пусть кинет круг! Спасите!

Но вот азиат понял, в чем дело, замахнулся и как-то совсем недоверчиво, вяло, швырнул ему спасательный круг.

Когда он вылез, то только и смог выдавить:

— I’m sorry to have troubled you.

Вряд ли получилось сказать это с иронией. Он обернулся заглянуть в пропасть, из которой выбрался несколько секунд назад. Панамки отсюда уже не было видно, только неприветливое мрачное море. Жена и дочь молчали, пока они всей семьей выходили на берег, а сын спросил:

— Папа, почему ты не утонул?

С мокрых шорт капало сначала на причал, потом на песок.

И он заметил, что небо здесь впервые стало совсем серым, оно как будто висело очень низко над головой и готово было упасть в любую секунду.

Последние дни

1 

Муж нашей классной сказал:

— Вот ваше пиво, мужики.

Он держался за багажник своей тойоты и казался немного смущенным. Не знал, что сказать, поэтому и назвал нас так панибратски. Хотя чего ему смущаться, выглядел он крутым, даже не ожидал, что у Татьяны Михайловны такой муж.