Зрелый мужчина распутного образа жизни работает швейцаром в ресторане. Так вот, этот швейцар приходит на работу, его напарник, швейцар-два, ведет себя как идиот. Швейцар говорит, что идет обедать. Выбирает из гардероба какой-то пиджак, оставленный гостями, и пристраивается к банкету. А банкет по поводу какого-то научного или культурного (не помню) мероприятия. Тут к Швейцару подходит умная тетя и спрашивает его мнения по какому-то умному поводу. Швейцар говорит, что не знает, ведь он просто пришел пообедать. Она внимательно изучает швейцара, и в следующей сцене просыпается у него дома в холостяцком бардаке. Швейцар спрашивает, кто она по гороскопу? Овен, отвечает умная тетя. Потом швейцар берет блокнот и пишет туда что-то. Тете кажется, что он великий поэт. Швейцар отвечает, что он просто швейцар. Как это? Я швейцар, да, говорит он равнодушно. Она собирается и уходит. У него в блокноте написано: «211 — Мария — овен».
Примерно так.
Но потом швейцар влюбляется. В ресторан приходит женщина со своим богатым муженьком, они ссорятся, она выходит к гардеробу и плачет на плече у нашего швейцара. И они тоже просыпаются вместе. Но на этот раз он счастлив проснуться с женщиной, он готовит ей яичницу, они завтракают и много смеются. Идут гулять, садятся где-то в парке целуются и разговаривают. И вдруг он говорит, что не собирается всю жизнь быть швейцаром. Что у него есть кое-какие планы, чтобы подняться. Женщина тут же скучнеет, говорит, что перезвонит ему и уходит.
Далее — сцена в ресторане. Швейцар выталкивает на улицу пьяницу. Ему говорят, чтобы был повежливее с этим пьяницей — потому что это не просто пьяница, а известный режиссер. Но швейцар злится еще сильнее и на улице начинает бить режиссера, потом, чуть отдышавшись, спрашивает, что этот режиссер ставит. Тот отвечает, хриплый и избитый: «комедии положений». Комедии положений, повторяет швейцар и продолжает бить режиссера.
Я зачем-то рассказал все это и заткнулся. День уже неизбежно превращался в вечер.
И вдруг Таня спросила:
— У тебя же кто-то есть?
— Да, есть, — сказал я и пожал плечами.
Она сказала:
— Почему нельзя встретить человека, у которого никого нет?
Я не знал, что ответить, и мы опять стали целоваться. Я раздел ее целиком, снял свою толстовку и амебу, которую выпила бутылка, ее футболку, домашнюю юбку и плавочки.
— Нельзя, — сказала на всякий случай, чтобы снять с себя часть ответственности.
Но лежала передо мной совсем голая, как будто маленькая, и смирившаяся с тем, что у нее случится еще один мужчина. Я всегда удивлялся этому моменту и немного боялся его.
Когда происходит «плюс один».
Я начал расстегивать пуговицы на своей рубашке и вдруг замер в нерешительности.
— У тебя есть презерватив? — нашел я что спросить, лишь чтобы немного оттянуть точку, после которой возврата не будет.
Она указала мне на полку.
— Только они там давно лежат. Может уже не годные.
Я оторвал один презерватив «Дюрекс». Не знаю, тестируются ли они на животных. Про дюрекс мне ничего не было известно. Я знал, только что не тестируются «Лайф стайлс».
И пока я надевал презерватив, пока целовал Таню и гладил, я вспоминал, как мы с женой однажды ночью обошли несколько круглосуточных супермаркетов, пока нашли «Лайф стайлс». Сейчас же я пытался сбить прицел внутренней кинокамеры, чтобы жена не попадала в объектив, пытался думать о том, как день сменяется ночью, о весне и о звездном небе. Не думать о том, что за пределами этой комнаты. Только комната, обои, кровать, фрагмент города, который видно в окно, и его звуки.
Когда все закончилось, я встал, стянул презерватив и вытерся влажной салфеткой «365 дней». Таня лежала на спине с закрытыми глазами — а я лег рядом на живот и уткнулся лицом в подушку. Мне было хорошо и невыносимо. Через минуту я почувствовал, как Таня изучает меня, беззащитно лежащего, руками и губами.
— Это кто? Гуманоид?
Я рассмеялся в наволочку от неожиданности.
Таня разглядывала татуировку у меня спине. На левой лопатке — счастливый красный человечек с белой улыбкой. Он поднимал правую руку с оттопыренным вверх большим пальцем.
— А что тут написано? «Ты об..»?
И мелкая надпись:
«Ты обречен».
Чуть больше чем полтора года назад, в конце лета, я работал на финском заливе строителем-подсобником. Я жил в Петербурге на выходных, а на всю рабочую неделю ездил на объект — недалеко от города Зеленогорска. У меня только закончился трехлетний роман, все выходные я пил, а в будни работал, как негр, чтобы ни о чем не думать. Один раз рано утром в понедельник я ждал электричку «Петербург — Зеленогорск» и увидел вывеску аптеки сети «Фармакор». Этот же человечек, что теперь был на моей спине, он был логотипом Фармакора, только колпак медика на голове и этот большой палец — «Класс!» — был перебинтован, улыбался мне с вывески.
Я тут же усилием воображения снял с человечка колпак, разбинтовал палец и наложил надпись. Деньги за работу я получал каждую неделю — и на первых же выходных сделал себе такую татуировку.