Ни шанса на сомнения

Я хохочу и визжу, когда он резко подхватив меня, так что ноги по инерции взметнулись вверх, делает пол — оборота вокруг своей оси, и ставит на землю. А потом, одним движением сграбастывает с бочки шампура и начинает ими дирижировать с двух рук. Он ржет, когда я выхватываю у него один, и приняв стойку, начинаю наступать, делая выпады, как фехтовании.

— Защищайся!

— Твоя взяла, — будто сдаваясь, примирительно поднимает руки. — Попробуешь?

— А чего тут пробовать? — рву зубами кусок и дышу, как собачка. — Аааа, черт, как горячо!

Рыжий в шутку дует на мою сосиску и подает воду.

— Обожглась?

— Нормально, — запив, продолжаю жевать благоухающую костром колбаску. — Мне кажется, дай мне сейчас, как лошади, кусок черного хлеб с солью, мне бы и он показался божественным. Нет у тебя ощущения, что все усилило вкус? Вино стало пьянее, мясо — мяснее, сыр- сырее, — доев свой шампур, удовлетворенно вскидываю вверх руки и тянусь. — Мы купаться — то будем?

— Обязательно, — вытирает губы салфеткой. — Еще будешь?

— Половинку, пожалуй.

— Я про вино!

— Ах ты! — замахиваюсь, на него пустым шампуром. — Наливай!

Забирает у меня палку, подливает вино. Снова нанизав колбаски ставит на бочку жарить.

— Вить, а какое твое любимое блюдо?

— Я всеяден и некапризен. Ну кроме перловой каши.

Растягивается на разложенных теперь друг за другом кругах, для устойчивости опираясь на землю согнутой ногой, укладывает голову мне на колени.

— Ты посмотри на это небо, посмотри на звезды… — напевает, раскинув руки в стороны и задрав лицо вверх…

— Ее разве кто-нибудь просто так ест?

— Поверь мне, определенная часть мужского населения, вынуждена это хавать…посмотри на это море… — повышает громкость.

— Ты про армию что ли?

— И не только… ты видишь это все в последний раз… — орет в голос, и я ржу.

— И все же. Ну что-то же есть любимое, — тихонько перебираю волосы у него на лбу, рассматривая. Мелкие морщинки вокруг глаз, кружу по ним пальцами, провожу указательным по переносице, оглаживаю брови. Линц закрывает глаза. Мне отчаянно хочется коснуться его губ, почувствовать их теплоту, но взъерошив мягкую щетину, я спешу убрать ладонь, ощутив еле уловимый поцелуй на запястье, пойманной им руки.

— Я вообще люблю пожрать. Много и вкусно. Еда — одна из радостей жизни. Искренне не понимаю тех, кто лишает себя такого удовольствия.

Да…всем мужикам лишь бы пожрать.

— Держи! — вскочив с места, отдает мне аппетитно шкварчащую колбаску. — Расскажи про свой самый безрассудный поступок.

Наклонив голову вбок, потирает бороду и смотрит на меня с интересом.

— Выуживаешь у пьяной девушки компрометирующие сведения? — запрокидываю голову к небу, упираясь руками позади себя. — Ну ладно…слушай. На первом курсе института я переспала с парнем, спустя два часа после знакомства, — признаваться в своем грехопадении, мне почему-то было не стыдно.

— Где?

— Что где?

— Переспала где…прям в институте?

— Да нет, конечно! Мы ездили на турбазу…там все и случилось. Он был с последнего курса. Знаешь, как первокурсницам льстит вниманием взрослых парней, — делаю пальцами кавычки. — А тут вино, гитара, влюбленные взгляды, осень, листья… Нежный шепот…и секс в машине.

— Только не говори, что это был Лепрекон…

— Это был не Лепрекон, — встаю рядом с Линцем. — Парень оказался, не из нашего универа, слава Богу. Приехал с друзьями поразвлечься, и напоролся на меня. Ему хотелось потрахаться, мне — почувствовать взрослую жизнь…одним словом, сложилось.

— И что было дальше?

— Да ничего. Продолжили пить, а когда уже начались безудержные оргии, я утащила Валю спать, потому что этот поганец начал подкатывать и к ней… С утра выяснилось, что была драка, и мой любвеобильный поклонник ночью отчалил. А ты?

Доев колбаску ковыряю палкой в бочке, наблюдая за россыпями искр, взмывающих в черное небо

— Что я? Про мой первый опыт, ты и так уже знаешь, — расправляя плечи, потянулся. — Но я не сдался…В институте, особенно на первом курсе, я был вечно голодный и не пропускал не одной пьянки в общаге. Там, все шло по накатанной — выпили, закусили, чем Бог послал, излили родственной душе печали и радости, поржали, разбрелись по комнатам, потрахались. Под утро разлепив глаза, благодарно целуешь прекрасную нимфу, собираешь манатки, и сматываешься досыпать к себе на продавленную кровать.

— Фу, никакой романтики!

— Это одна из сторон студенческой жизни, — разводит руками. — И да, ты права романтикой там почти не пахло. Был азарт, развести девчонку на секс, гормоны-то шалили.

— Соблазнял, значит?

— Всем, чем только мог! — хвастливо задирает подбородок. — Но, соблазнить, Фике, можно только того, кто хочет, но сопротивляется, своему желанию, — глядя в глаза, осторожно заправляет мне за ухо развивающуюся от ветра прядку. — Разбитых сердец и слез сожаления, если ты об этом, никогда не было. Потому что выбор всегда оставался за ней.