Ни слова о драконах

Бродяга, ссутулившись и сразу став ниже ростом, нагнулся, чтобы собрать монеты, словно не замечая криков и свиста зевак. Протиснувшись сквозь толпу, он купил ржаного хлеба у разносчика и свернул на кривую улочку, оставив за спиной шум ярмарки. Сашка шла следом как тень. Из проулка вышли темные фигуры. Сашка узнала парня, который проиграл в поединке с Харрисом. Один его глаз заплыл багровым кровоподтеком. В руках у его приятелей были дубинки.

— Верни деньги, калека, — гнусно ухмыльнувшись, сказал одноглазый.

— Свои ты проиграл.

Парни окружили бродягу кольцом, раздались звуки глухих ударов. Сашка, спрятавшись за кучей мусора, пронзительно закричала: «Пожа-а-ар!». Из окон и дверных проемов стали выглядывать встревоженные лица селян, и банда поспешно скрылась. Сашка, обмирая от ужаса, подошла ближе. Бродяга лежал в пыли, его грудь с хрипом вздымалась, лицо было разбито, а рубаха почернела от крови — в боку торчал его же нож.

С огромным трудом заставив истекающего кровью бродягу подняться, она, подставив свое плечо, повела его к повозке бродячих музыкантов. Клементина накладывала повязку на рану Джейби. Ликстрой раскуривал трубку, Харрис и Патрик были заняты у лошадей. Заметив Сашку, все повернули головы и молча уставились, как будто за спиной девочки стоял призрак.

— Зачем ты притащила это отребье? — взвился Ликстрой.

— Он ранен.

— А если он испустит дух, кто будет отвечать перед бейлифом? Я? Или, может, ты?

— Он не умрет, если остановить кровь и перевязать рану.

— Я и пальцем не прикоснусь к этому грязному пропойце, — процедила Клементина.

— Это деревенские парни — там был тот, кого победил на кулаках Харрис. Они хотели отнять деньги, которые он выиграл.

Джейби демонстративно отвернулся, окончательно потеряв интерес к разговору.

— Деньги? — насторожился Ликстрой. С обезьяньей проворностью он обыскал бродягу. Вытянув кошель с монетами, взвесил его на ладони и присвистнул.

— Надо отдать должное, мастер, — неожиданно вмешался обычно немногословный Харрис. — Парень, хоть и калека, бился мастерски. Уверен, он мог бы быть полезен.

— Что ж… Клементина, промой и перевяжи ему раны.

— Но отец!

— Делай, как я говорю. А ты помоги ей, — приказал он Сашке.

Поддерживая раненого с обеих сторон, они втянули его в повозку, уложили на набитый сеном тюфяк и стянули рубище. Сашка ахнула — вся спина была исполосована шрамами от ударов плетью, а на правом плече выжжен крест.

— Это клеймо каторжника, — в ужасе отшатнулась Клементина.

— Что ж, значит, он наш с потрохами, — потирая руки, сказал Ликстрой. — Если, конечно, протянет до утра. Эй, бездельники, готовьтесь к вечернему представлению!

Раздался звонкий сигнал горна, и на рыночную площадь влетел всадник на взмыленном коне.

Спешившись, он поднялся на помост и зачитал свиток: в королевской семье появился на свет долгожданный первенец, наследник престола, принц Артур. По случаю чего в столице и всех городах и селах королевства объявлены народные гулянья. Жители окрестных сел, собравшиеся на рыночной площади, встретили его слова бурным ликованием.

На лице Ликстроя мелькнула улыбка, похожая на звериный оскал.

— Ну, что замерли, остолопы? Живо укладывайте скарб, с рассветом отправляемся в столицу!

Глава 8

Клементина наотрез отказалась провести ночь в одной повозке с беглым каторжником, который, не ровен час, еще до рассвета отправится прямиком в адское пекло, куда ему и дорога. Ликстрой, скрипя зубами от злости, накинул три монеты сверх обычной платы, чтобы хозяин постоялого двора в рыночный день нашел свободную каморку под самой крышей. Ютившихся там кухарку и прачку выгнали спать в конюшню.

Сашке же строго-настрого было велено не спускать глаз с бродяги, который провалился в тяжелое забытье. Оставшись, наконец, одна, она долго прислушивалась к отрывистым фразам, которыми перебрасывались в сгущающихся сумерках Патрик и Харрис, к разносившимся из таверн хмельному пению и гоготу, но особенно — к сбивчивому, сиплому дыханию Грея. Потому что это, все всяких сомнений, был он. Сашка узнала его еще там, на площади, — ни грязные лохмотья, ни свалявшаяся борода не обманули ее. Она, как сумела, обмыла и перевязала рану, но кровь так и сочилась. Повязка — уже третья по счету — потемнела и набрякла: горячая, алая жизнь утекала из него с каждым ударом сердца.

Сашка смочила тряпицу и обтерла лоб Грея, покрытый холодной испариной. Она взяла его руку — тяжелую, с шершавыми мозолями и въевшейся грязью.

— Грей, ты должен жить. Слышишь? Ты должен жить. Я здесь. И ты нужен мне, очень-очень. Я тут пропаду совсем одна, — прошептала она, вглядываясь в его лицо. Веки чуть заметно дрогнули, и Сашка сильнее сжала его руку в горячих ладонях. — Я тебя не отпущу.

Притулившись у соломенного тюфяка, на котором лежал раненый, она сидела, крепко держа его за руку. Маленький огонек свечного огарка метался, затухая и снова поднимаясь, по полотняным стенам повозки бродили темные тени, подкарауливая желанную добычу.