Ни вензелей, ни китайца

Покидая больницу, Марина думала, стыдясь самой себя, что вот и случилось то, чего она так долго ждала – Боря от них съехал. Теперь ни о каком поступлении и речи быть не могло, и главный вопрос состоял в том, как сообщить об этом Наде. Но прежде всего Марина позвонила Веронике.

Та проявила весь свой гуманизм, начав разговор с вопроса о самочувствии Бори. И двигало Никой то, что машину-то она обнаружила в ужасном состоянии – капот смят, о восстановлении и речи идти не могло. Марина заверила подругу: без машины она не останется, Марина или сама купит новую, или добьётся выплат от страховой. Ника, хоть и упирала на то, что этот вопрос не главный и она не понимает, почему её лучшая подруга так печётся о материальной стороне дела, всё-таки, казалось, стала меньше нервничать после этого сообщения. Но вот из отделения полиции новости у неё всё равно безрадостные:

– Там сказали, что одно из двух: или я его посадила за руль, или это угон. Я как могла отпиралась от одного и второго, но ребята в форме посоветовали определиться раньше, чем начнутся официальные следственные действия. За ложные свидетельства тоже ведь могут посадить.

– Ясно. – сказала Марина. – Ну, постарайся представить эту историю немного туманной. Конечно, за руль ты его не сажала, он сделал это без спроса. Но и не угонял.

– Я постараюсь.

Был уже поздний вечер, и девушки решили разъезжаться по домам, встретиться они ещё успеют. Тем более Нике предстояло рассказать обо всём мужу, «а он тиран во всём, что касается порядка». Марина пожелала ей удачи и ещё раз извинилась за Борин поступок. Со стороны Ники она чувствует всю возможную поддержку и счастлива, что у неё есть такая подруга. Страшно представить, что бы она испытала, окажись на месте Ники менее близкий для неё человек.

Дома Марина долго не находила себе места, постоянно думая о Боре и представляя его себе запертым за решётку. Бедный мальчик, он стал жертвой зависти, что была порождена ужасными условиями его обычной жизни. Он просто не справился с этими чувствами, и что в этом удивительного, если его никто этому не учил? Ведь всё, что он слышал от Нади, это то, что ему надо быть сильным, мужественным, умелым и всё такое. О его ощущении себя и мира никто никогда и не думал. И всё это зашло настолько далеко, что теперь оказать на него влияние стало практически невозможно: он будто бы замкнулся в своём мире, обиженный на окружающих и, главное, не понимающий истинных причин этого. И Марину стал мучить вопрос: ведь Боря действительно имеет все основания злиться и на маму, и на других родственников, и на прочих людей, так значит ли это, что стоит ему позволить вести себя так, как он хочет, проявлять агрессию? Имеет ли она вообще право заставлять его сдерживать свои разрушительные импульсы? Ведь иных-то и не могло быть, а сдержать единственное, что тобой движет, не так-то и просто. Она вспомнила пословицу: «что посеешь, то и пожнёшь». Жизнь Бори складывалась в полном с ней соответствии. Но как же тогда винить его в том, что он натворил? И как вообще кого-то винить?

Исполненная сострадания, Марина наворачивала круги по своей комнате. С картин на неё смотрели деятели прошлых эпох и, пожалуй, восхищались ею. На книжных полках расположились самые разные авторы, но в том числе и представители эпохи Просвещения. И те бы приняли Марину за свою. Приглушённый свет нескольких светильников и полная тишина – комната Марины стала похожей на келью монаха. Вот только она не могла понять, почему ей так настойчиво представляются картины Бориного заключения. Вот он за решёткой, держится руками за толстые прутья. Вот он сидит в углу и хлебает какую-то дрянь. Вот он лежит на жёстком матрасе и отмеривает секунды еле тянущегося времени. Вместе с жалостью и состраданием она переживала и какое-то триумфальное чувство. И, гоня его прочь от себя, с удвоенной силой принималась сострадать.

Из этой западни её постаралась выманить дочь. Эля, уже забывшая о том, как грубо её отшили на детской площадке, вернулась с прогулки и предложила маме:

– Мам, я вензели купила… Пойдём, может, фильм посмотрим? Чего ты так тревожишься?

– Солнышко, ну какие вензели? Кусок в горло не лезет.