– Это и так было сделано подешевле, по старому знакомству с кровельщиком. – Отец грустно покачал головой. – Перед крышей была штукатурка, перед этим – окна, а два года назад – выгребная яма. Вечно то одно, то другое…
– А можно продать землю? Мама говорила, что сюда не раз приезжали покупатели.
– Эва, что я им продам? Делянку за домом? Чтобы зимой мы сдохли с голоду? Чтобы нам под носом дачу поставили? Да и кто эту землю купит? Им нужно хозяйство целиком. А мы тогда как? Куда пойдем? Шалаш в лесу поставим?
– Ну да… – Эва задумчиво постукивала ложечкой по столешнице. – С твоих заработков мы ничего не отложим, маминой пенсии надолго не хватит, компенсация из собеса пошла на похороны, я без гроша, a еще Париж… – Она почувствовала обжигающий взгляд отца и быстро добавила: – Значит, не остается ничего другого, как попросить денег у чужих людей. Папа, мы должны раздобыть их для Бартека! – Она схватила отца за руку и посмотрела ему в глаза. – У других тоже бывают больные дети, и им как-то удается что-то сделать. Надо только знать, куда обратиться. Создано столько фондов – каждый раз, как открываю газету, собирают на какого-нибудь ребенка. Может, надо к ним обратиться?
– Ну… – пробурчал отец. – Даже если мы продадим дом и себя на органы, на лечение Бартека все равно не хватит.
– Но это не значит, что мы должны сдаться, даже не попытавшись что-то сделать! Я, во всяком случае, не собираюсь сидеть сложа руки. – Эва встала и застегнула воротничок летней блузки. – Для начала схожу к ксендзу.
Отец пожал плечами.
– Я бы на ксендза особо не рассчитывал, – ответил он и вернулся к приготовлению гренков. Казалось, у него все тело болит от отчаяния. Он чувствовал, что должен выпить.
Приходской дом в Венжувке был просто ужасным. У того, кто поставил этот обшитый сайдингом дом перед старинным костелом из красного кирпича, похоже, полностью отсутствовал вкус. С дороги теперь было видно не красивый костел среди зарослей старых деревьев, а белую глыбу, примитивный куб с фигурой Девы Марии перед входом. Жители деревни привыкли к этому уродству, и только более утонченные туристы заламывали руки, кляня отсутствие у строителей воображения.
Эва поднялась по ступенькам и вошла в ворота приходского сада. На тропинку свешивались цветущие ветви сирени. От густого аромата зачесалось в носу.
– Восславим Господа! – крикнула она в глубину темных сеней. – Добрый день! Есть кто-нибудь?
– Восславим! – ответил женский голос. Экономка приходского ксендза, пани Цесликова, дородная дама с торчащими из-под чепчика выкрашенными в светло-фиолетовый цвет волосами, выглянула из кухни и включила в коридоре свет. – Слушаю вас. – Она вытерла мокрые руки о фартук.
– Вы не узнаете меня? – Эва подошла ближе.
– А-а, Эва! В темноте я и не узнала… Что ж ты стоишь? Входи, входи, детка! Как вы там? – Экономка схватила ее за руку и потянула в кухню. Там она, не дожидаясь ответа, усадила Эву за стол и поставила перед ней тарелку с пирогом. – Хочешь чаю?
– Нет, спасибо.
Но парующая чашка уже стояла перед ней, а экономка ставила рядом блюдце с вареньем.
– Малина, прошлогодняя, предпоследняя банка.
– Пани Цесликова, ксендз дома?
– Дома. Наверное, сидит у себя. А что?
– Надо у него кое-что спросить.
– Подожди, сейчас его позову. – Женщина направилась к старому телефонному аппарату и набрала на диске единицу. – Отче, спуститесь на минутку? – После минутной тишины она нахмурилась и закатила глаза. – Спуститесь, спуститесь. Да, должны. Потому что должны! Потому что я так сказала. Дам вам пирога, – подсластила экономка конец разговора и положила трубку. – Отъявленный лентяй, – пробормотала пани Цесликова себе под нос и сообщила изумленной Эве: – Уже идет.
Через минуту ксендз появился в дверях кухни.
– Ну, слушаю, что за важное дело? – спросил он, явно недовольный тем, что кто-то морочит ему голову.
– Бог в помощь, это я пришла с вами поговорить. – Эва встала. – Мне нужна помощь.
– Кому сегодня не нужна помощь, особенно в этом приходе? – Ксендз бросил на нее неодобрительный взгляд. – Собственно, с кем имею честь?
– Эва Охник, дочка Дороты, – представилась девушка.
– Той, которую на днях хоронили? Которую шершни покусали?
Ксендз был не самым тактичным человеком в мире. Экономка закатила глаза.
– Да. Той самой.
– Упокой, Господи, ее душу, пусть земля ей будет пухом. – Ксендз сел за стол и налил себе чаю. – Слушаю. В чем дело?
– Отче, вы, наверное, догадываетесь, как… – начала Эва.
– Ты наконец бросила учебу?
Эва раздраженно прикусила губу. «Почему все так хотят, чтобы я вернулась?»
– Нет. Я пришла по другому вопросу. Речь идет о деньгах на лечение Бартека.
Эва рассказала о болезни брата и новых возможностях медицины. Когда она назвала необходимую сумму, Цесликова присвистнула, а ксендз грустно вздохнул.
– Детка, где ты возьмешь такие деньги?
– Не знаю. Я как раз пришла посоветоваться, где их взять. Может, в Каритас?