Ни за какие сокровища

Эва медленно спускалась по лестнице, чувствуя на себе его взгляд, и очень жалела, что прихрамывает. Хотелось бы, чтобы он смотрел вслед, а она удалялась пружинистым шагом. Эва шла по дороге в сторону ворот, а в голове билась неожиданная мысль, которой она от себя никак не ожидала. Девушка неожиданно почувствовала, что это один из тех моментов, которые случаются лишь раз в жизни, когда стрелки рельсов, по которым мы движемся, нужно перевести. Ее переполняла энергия, источник которой она еще не могла до конца определить, но которая требовала от нее решительных действий. В глубине души Эва чувствовала, что должна окончательно определиться. Дрожащими руками она достала из кармана телефон, нашла в списке контактов номер Яроша и набрала сообщение: «Я не поеду в Париж. Остаюсь в Венжувке. Извините. Эва». Минуту она смотрела на текст, потом сделала глубокий вдох и нажала на кнопку «отправить».

Моя дорогая!

Не знаю, попадет ли это письмо когда-нибудь в твои руки и буду ли я тогда еще жива.

Вместе с фронтом пришли и русские солдаты. Мои хозяева, а с ними и Владко, сбежали, скоро будет уже месяц с хвостиком. Хотели и меня взять с собой, как взяли других, но я не захотела, думала, что вернусь к вам. Длинные колонны беженцев из Восточной Пруссии отправились на запад, а я, упрямая, осталась. Не знаю, Анелька, правильно ли я поступила.

Черные дни наступили, Анелька. Я постоянно дрожу за свою жизнь. Я уже столько всего повидала, дорогая. Человеческие глаза не должны видеть такую жестокость. Честно говоря, я никогда, никогда не хотела бы знать то, что знаю сейчас о том, что один человек может сделать другому. Картины эти я не могу выбросить из головы, они возвращаются даже во сне.

Воцарились голод и позор. О законах Божиих люди не помнят. Раз я еле ускользнула от русских солдафонов и долго сидела в дупле ивы, полном воды. Промерзла до костей, простудила легкие, но жизнь и честь свою спасла. Дорогая моя, я едва жива. И совсем не похожа на ту Юзю, которая писала тебе еще совсем недавно. Останавливаюсь я то тут, то там. Где меня приютят, там ночую, что дадут, то ем. Но люди теперь недоверчивые и боятся за себя.

Знаю, что фронт идет к вам. Германия должна пасть. Не знаю, что будет с тобой, и плачу при мысли, что ты повторишь мою судьбу скиталицы.

Встретимся ли мы еще когда-нибудь? Да хранит нас Бог, Анеля.

Целую,

Ю.

Глава 7

За место на лавке под магазином пани Мечиславы Пищиковой порой нужно было побороться, поскольку находилось слишком много желающих уложить там свое тело, ослабленное действием спиртных напитков. Те, кому это удавалось, наслаждались идеальным видом на центр деревни и костел, спрятавшийся за домом приходского ксендза, и одновременно попадали на деревенскую информационную биржу. Здесь можно было узнать всё обо всех. Венжувке не нужны были ни собственная газета, ни социальный портал, чтобы обмениваться информацией о каждом шаге своих жителей.

Пани Мечислава, обслужив клиентов, сама охотно выходила из магазина, опиралась скрюченной ногой на дверную раму, складывала руки на немаленьком бюсте и обводила округу пристальным взглядом. Ничто не могла укрыться от ее внимания.

– Ханка! – закричала она, заметив, что средняя дочка Охников выходит из костела с двумя подругами. – Ха-а-анка!

Заболтавшаяся девушка повернулась на звук ее голоса и, увидев продавщицу, закричала в ответ:

– Вы мне?

– Да, тебе, подойди на минутку!

Ханка пожала плечами, бросила подругам «пока» и направилась к магазину.

– Ханка, забери творог. – Мечислава вручила ей пачку. – Твой отец забыл сегодня на прилавке.