Ни закона, ни жалости

Стоило просто «прогуляться» электронным взглядом по кромке поля, как сразу высветились две фигуры, прячущиеся в невысоких, замерзших до весны кустах. Одна из этих фигур, весьма ловко передвигаясь (в сравнении с первой тройкой), удалялась в сторону. Интересно, куда это он направился? Но интерес к нему был вызван не только направлением его движения, но и методом передвижения. Это, несомненно, был боец спецназа, и каждое его движение было выверенным и точным. Такого не сразу заметишь невооруженным взглядом и, может быть, не услышишь, пока он не окажется нос к носу с тобой. А тогда уже только успевай отбить удар. Думаю, как раз основанием ладони в межреберье…

– Я – Тридцать Первый. Соловей, ты парней на кромке поля не потерял?

– Я – Соловей. Присматриваю. Один на прежнем месте, второй уходит в сторону.

– Что ему там может понадобиться?

– Трудно сказать. Предполагаю, желает обойти ангар с другой стороны.

– Что ему там делать?

– Видимо, обладает устаревшей информацией. Не знает, что все остальные проходы заблокированы. Другой цели не вижу.

– Я – Тридцать Первый. Мерседес, слышишь наш разговор?

– Я – Мерседес, – отозвался майор Казионов. – Разговор слышу. Человек у кромки поля может направляться только к запасному боковому входу.

– У тебя в помещении свет включен?

– Я сразу выключил, как только Николай улегся спать. Я сижу рядом.

– Ты дверь проверял?

– Проверял. Открыть невозможно. И окна тоже. Забраны сеткой-рабицей.

– А если потребуется?

– Я – Тридцатый, – вмешался в разговор майор Желобков. – Открыть можно только с помощью кувалды. Там поставлены клинья металлические, их только кувалдометром выбьешь. Два клина, на каждый по сильному удару. При необходимости открыть можно, но это будет шумно.

– Нельзя шуметь, – понял я предупреждение.

– Я – Соловей, – прозвучало предупреждение. – Трое уже у ворот.

– Встречаем тихо и радушно, – дал я команду и отвернулся от окна.

Предвидеть поведение бандитов не сложно. Зайдут – и сразу увидят в полумраке кресло с манекеном. Сразу разобрать, что это такое, они, естественно, не смогут – манекен усажен в позе спящего человека. Его обязательно расстреляют и только потом подступят к мотодельтаплану. И тогда уже можно будет слегка посмеяться.

Все происходило точно так, как и предполагалось. Но только в самый последний момент я понял, какую ошибку мы допустили. И серьезную ошибку, на мой взгляд. Нам не нужно было выставлять манекен. Если они пожелают заложить в дельталет взрывное устройство, чтобы дистанционно активировать его во время полета, то действовать должны, естественно, незаметно, не устраивая никакой стрельбы. А манекен уже вынуждает их вести открытые боевые действия. Правда, существовала возможность, что они пожелают подойти к машине тихо и постараться не разбудить часового, но в этом случае они оставят одного человека на контроле. То есть он не попадет на обработанную суперлубрикантом поверхность и будет в состоянии оказать сопротивление. Его, конечно же, обезвредят и стрелять не позволят; тем не менее вся операция пойдет по иному варианту, а это всегда чревато сюрпризами…

2

Мне плохо было видно расположенную в правой створке ворот дверь. Чтобы ее увидеть, следовало перейти на боковую галерею. Но тогда я потерял бы возможность наблюдать за парой бандитов, оставшихся вне ангара. А меня почему-то больше интересовали именно они, нежели непосредственные исполнители. Да и переходить на боковую галерею предстояло перед окнами, а я не знал, что именно рассматривает в настоящий момент человек с биноклем. Он вполне мог увидеть мою тень за стеклом. Пусть даже не стал бы стрелять, но предупредить передовую тройку он, скорее всего, имел возможность.

– Тридцатый, я – Тридцать Первый. Подозреваю, у бандитов есть средства индивидуальной связи. Если они оставили двоих снаружи, значит, должны быть с ними в контакте, иначе не было бы смысла кого-то оставлять.

– Да, но я думаю, в случае активной стрельбы двое снаружи сразу уйдут, бросив этих, – высказал свое предположение майор Желобков. – Вероятно, это командование.

– Может быть… Судя по тому, как они двигаются, это не бандиты, а спецназовцы. Умело ходят.

Устав ждать появления врагов, я снова повернулся к окну и поднял тепловизор. Мой оппонент с биноклем лежал на прежнем месте. Второго я уже не видел. Мне нужно было шире раскрыть свое окно, чтобы захватить всю площадь обзора, а это могло нас демаскировать.

– Я – Тридцать Первый. Соловей, где второй?

– Подходит к углу ангара, пытается обойти его.

– А тройка?

– Под дверью. Совещаются. Готовятся.

– Сможешь достать второго?

– Он перебегает от укрытия к укрытию. Грамотно… Словно знает, что под прицелом. Но я попробую.

– Не сразу. Как только тройка войдет в ангар.

– Тридцать Первый, у парня с биноклем винтовка с оптикой. Готовится прикрывать.

– Понял. Это меняет ситуацию. Тогда снимай его… Я – Тридцать Первый. Иерей, слышишь меня?

– Я – Иерей, – отозвался капитан Поповский, занимающий позицию в развалинах кирпичного сарая.

Мастер спорта по лыжам – это не мастер спорта по легкой атлетике, но тоже бегать умеет.