Няка

– И увидела, что она плачет, просто рыдает во сне! Я тут же ее разбудила, и бедненькая призналась мне, что вы и она… что ничего плохого между вами не было… и ни в какой суши-бар вы ее не водили… что вы просто приезжали к ним в гимназию с лекцией о вашем предприятии… У меня гора с плеч свалилась! А я вас вчера так гадко назвала! Знали бы вы, как мне неловко, как стыдно!..

И Елена склонила на руки красивую головку.

– Я и не думал на вас обижаться, – сдержанно заметил Максим. – Можно представить, что чувствует мать, когда ей сообщают такое.

– Да? Вы правда понимаете меня? – Елена радостно схватила его за руку. – Тогда давайте отпразднуем наше перемирие! Пожарим шашлыки, выпьем немного вина…. Тут столько живописных мест! Ульяна и сама хочет перед вами извиниться. Бедненькая так страдает. Это не ребенок, а ходячий комок комплексов и болевых точек…

– Спасибо за приглашение, но мне нужно поработать с документами. Начальство только что звонило, – замямлил Брусникин.

– Девочка будет очень страдать, если это недоразумение не будет разрешено. Я так волнуюсь за ее душевное равновесие! Прошу вас, войдите в мое положение, – и Елена опять коснулась его руки.

…На пикнике Ульяна сдержанно извинилась перед ним и, сославшись на головную боль, присела под деревом. Максим терялся в догадках. Что это значит? Девушка осознала, что вела себя слишком напористо и решила отказаться от своих притязаний? Или же затаилась, чтобы подстроить еще какую-нибудь каверзу?

– В сущности, я понимаю свое несмышленое дитя, – шепнула Брусникину слегка захмелевшая Елена. – Разница в возрасте не помеха настоящему чувству. Грибоедов и его Нино. Пушкин и прекрасная Натали. Да взять нас с Кибильдитом. Муж старше меня на 13 лет. Но мы сошлись, когда были уже взрослыми. Если бы Ульяне было хотя бы семнадцать…

– Вам не о чем волноваться. Я испытываю к вашей дочери только дружеское расположение, – отвечал Брусникин. – Она действительно еще ребенок. С этим не шутят.

– Как хорошо, что вы это понимаете, – ласково улыбнулась ему женщина. – Налейте мне еще вина.

Выполняя просьбу Елены, Брусникин глянул на Ульяну. Сидя на корточках под дубом, она делала вид, что спит. Но глаза, нервно двигающиеся под закрытыми веками, говорили другое. Девушка явно что-то обдумывала.

* * *

Ульяна не явилась к нему ни в эту, ни в последующую ночь. У Максима отлегло от сердца: толстушка устыдилась своей разнузданности и взялась за ум. Эти два дня он почти не видел ее. Елена, с которой он теперь совершал прогулки после ужина, говорила, что Ульяна с головой ушла в чтение.

– «Опасные связи», «Милый друг»… Вы считаете, это не слишком для девочки ее возраста? Все ли ей будет понятно?

– Если она что-то не поймет, то, конечно же, спросит вас, – Максим едва сдержал ухмылку, вспомнив о том, что это «непонятливое дитя» творило позапрошлой ночью на его кровати.

– Знали бы вы, как обожает ее Евжеша… Это мой муж, – продолжала Елена. – Я иногда даже ругаю его. Ну нельзя так баловать даже любимых дочек! А вы кого бы хотели: сына или дочь?

– Я еще не женился, – улыбнулся Брусникин.

– Конечно, спешить вам некуда. При вашем уме, деликатности и импозантной внешности… да-да, это так… вы обязательно встретите достойную девушку.

– Моя импозантность ничто по сравнению с вашей утонченностью, – вернул комплимент Брусникин.

А ночью в его номер постучали. Максим вздрогнул. Кого еще там принесло? Неужели матушка превратно поняла его слова и, спев колыбельную дочурке, пришла более основательно потолковать о проблемах отцов и детей?

Он не сразу узнал в визитерше Ульяну. На ней был льняной брючный костюм, волосы заплетены в косу, кудряшки подколоты невидимками. Девушка смотрела на него строго. Наконец, она шагнула в комнату, как бы нечаянно скользнув грудью по его плечу.

– Предпочесть мне эту морщинистую задницу? – с обидой сказала она.

– Твой рот напоминает мне помойку. Не терплю хабалок.

– Меня бесит эта потасканная шлюшенция, – злобно продолжала Ульяна. – Все время пытается втюхать моим мальчикам свои древние прелести.

– Ты злобная маленькая дура, – отвечал Брусникин. – И просто завидуешь красоте и изяществу своей матери.

– Красоте и изяществу старухи?

– Красоте и изяществу зрелой дамы, – с садистским удовольствием отчеканил Максим.

– Так и быть, разрешаю тебе разок чпокнуть ее.

– Дура в кубе.

– Но женишься ты все равно на мне.

– Я не намерен жениться вообще, а на тебе – и подавно.

– Это почему еще? Ты импотент? Или педик?

– Я серьезно занимаюсь наукой. У меня высокие цели. Но навряд ли с твоими куриными мозгами это можно понять.

– Все я понимаю! Что ж, ученые – они прикольные. Я могла бы стать твоей музой.

– Мне лучше работается, когда в радиусе ста метров нет никаких муз, – усмехнулся Брусникин. – Кроме того, такую музу надо содержать, а я все до копейки вкладываю в свои исследования…

– Я сама могу содержать кого хошь! – высокомерно заметила на это Ульяна.

Максим посмотрел на нее с интересом.

– Ты патологическая врушка. На что тебе содержать-то? На накопления со школьных завтраков?